Казалось, он страдает, но прежде всего испытывает неловкость.

— Я не следил за тобой, просто приехал за помощью. Спина болит, — пояснил он. — Всю жизнь похвалялся, что не принимал ничего серьезнее аспирина, а вот поди ж ты…

— Очень больно?

— Я ведь уже не мальчик, — с горечью отозвался он.

— Почему бы тебе не сходить к врачу?

— Оставь, Джереми, я никогда не любил лечиться. Может, у тебя найдется что-нибудь, чтобы снять боль?

Все в нем, и слова, и небрежный тон, не вязалось с тем, что я прочел в глубине его взгляда. Такие, как Вернер, ненавидят две вещи: выказывать слабость и просить о помощи. Я встал и направился в ванную. Взял упаковку обезболивающего, которое мне прописали после 15 сентября.

— Викодин, — объявил я, вернувшись в кухню.

Вернер обеими руками ухватился за упаковку.

— Можно принять две?

— Одной достаточно.

Капсула мигом исчезла во рту.

— Аннелизе не вернется домой сегодня вечером, — сказал я. — Может быть, она не вернется никогда.

Вернер вынул сигарету из моей пачки и закурил. Я закурил тоже.

— В браке бывают плохие и хорошие времена. Те и другие проходят.

— А если не проходят?

Вернер не ответил.

Он наблюдал, как дым поднимается к потолку, распространяется вширь, становится невидимым.

Докурив, он загасил окурок в пепельнице и встал, опираясь о стол.

— Мне пора вернуться в Вельшбоден.

— Возьми таблетки, они тебе пригодятся.

— К утру я поправлюсь, вот увидишь.

— Все равно возьми. Мне они не нужны.

Вернер положил лекарство в карман. Я помог ему надеть куртку. Снаружи было темно.

— Джереми… — проговорил Вернер. — Ты слышишь?

Я прислушался, пытаясь понять, что он имеет в виду.

— Ничего не слышу.

— Тишину. Ты слышишь тишину?

— Да, слышу.

— С тех пор как умерла Герта и я остался один, я ее ненавижу, тишину.

Два дня спустя, 10 февраля, состоялись похороны Бригитты.

Вскрытие было едва ли не простой формальностью, и заключение патологоанатома не добавило ничего нового. Бригитта покончила с собой. Макс пришел сообщить мне об этом лично утром, когда я делал в доме уборку перед возвращением Клары и Аннелизе.

— Содержание алкоголя у нее в крови в три раза превышало норму. Она была пьяна в стельку, Сэлинджер.

— Ясно.

Макс заметил синяк у меня на лбу, след от падения в больнице.

— А это что?

— Ничего особенного.

Мы молча пили кофе. Погода была серая, мрачная.

— Я слышал, Клара сегодня возвращается.

— Тебе Вернер рассказал?

— Я встретил его в аптеке. У него был нездоровый вид.

— Проблемы со спиной.

— Надо бы сходить к врачу. Пять лет назад я потянул связку. Болело чертовски. Потом Верена потащила меня к физиотерапевту. Пара сеансов — и как рукой сняло.

— Ты говорил об этом Вернеру?

— У него в одно ухо входит, в другое выходит. Такой твердолобый, но вот увидишь: когда он почувствует, что больше не может брать на руки Клару, запоет по-другому.

— Будем надеяться.

Макс повертел в руках пустую кофейную чашечку, потом встал.

— Спасибо. Ты пойдешь на похороны?

— Манфред там будет?

— Он все оплатил.

— Думаю, мне не следует там показываться.

Макс надел каскетку с гербом Лесного корпуса.

— Ты хороший парень, Сэлинджер.

Ничуть не бывало. Я — убийца.

Пока был в силах, я слушал погребальный звон, доносившийся с колокольни. Потом включил телевизор на полную громкость.

В три часа дня Вернер постучал в мою дверь.

— Как твоя спина?

— Все в порядке.

— Ты уверен?

— Сам посмотри.

Он сделал наклон вперед, потом выпрямился и встал по стойке смирно.

— И все-таки провериться у врача не мешало бы.

— Поехали, — оборвал он меня, показывая на машину. — Наша девочка заждалась.

Они уже вышли на дорогу, когда мы подъехали. На автостраде случилась авария, и это задержало нас. Наше дурное настроение рассеялось, едва мы увидели Клару.

На ней было красное пальтишко и беретик, натянутый почти до самых глаз, чтобы защититься от холода и скрыть легкую повязку, которую врач велел носить еще несколько дней. Под мышкой — медведь.

Она помахала нам рукой.

Аннелизе едва улыбнулась.

Возвращение Клары домой стало настоящим праздником. Возбужденная, она болтала не закрывая рта до самого ужина, который я приготовил с особым тщанием. Ее любимые блюда и по меньшей мере половина тех, которые нравились Аннелизе. Все мои кулинарные способности я использовал до конца.