— Нет.

— Вуди, ну что такое на тебя нашло? Тебя же могли убить!

— Мне очень стыдно, простите. Если вы все меня возненавидите, я пойму.

Она прижала его к груди:

— Ох, золотко мое… Ну как тебе в голову такое могло прийти! Почему это кто-то должен тебя ненавидеть? Мы тебя любим, как сына. Никогда не сомневайся в этом!

Она еще раз обняла его, потрогала его израненное лицо и отвела в спальню. Он лег, она прилегла рядом и гладила его по голове, пока он не уснул.

Жизнь в доме Гольдманов-из-Балтимора пошла своим чередом. Но теперь по утрам Гиллель брал с собой футбольный мяч. После уроков они с Вуди отправлялись уже не в баскетбольный зал школы Рузвельта, а на спортплощадку, где обычно тренировалась команда по футболу. Носились по полю и изображали последние минуты матча. Скотт, беззаветно преданный футболу, шел с ними и изображал арбитра и комментатора, пока не задыхался и не умолкал. «Решающий тачдаун на последних секундах финала чемпионата!» — вопил он, сложив ладони рупором, а Вуди с Гиллелем, подняв руки, приветствовали пустые трибуны с беснующимися болельщиками, которые сначала скандировали их имена, а потом выбегали на поле и носили непобедимый дуэт на руках. Потом все трое шли праздновать победу в раздевалку: Скотт притворялся скаутом НФЛ, знаменитой лиги американского футбола, и давал им на подпись головокружительные контракты, то есть листки с заданиями по математике. Обычно шум в пустых раздевалках привлекал внимание охранника, и они спешно уносили ноги — Вуди впереди, за ним Гиллель, а последним пыхтящий, сплевывающий Скотт.

Следующей весной Вуди поехал на каникулы в Солт-Лейк-Сити повидать отца. Гиллель дал ему с собой футбольный мяч, чтобы он там мог поиграть с отцом и двумя сестрами-двойняшками, которых никогда не видел.

Неделя в Юте обернулась полной катастрофой. Финнам-из-Солт-Лейк-Сити Вуди был не нужен. Мачеха, хоть и не злая, с головой ушла в заботу о близнецах. В день приезда она сказала ему:

— Ты вроде мальчишка смышленый. В общем, будь как дома. Еда в холодильнике, бери что хочешь. Мы тут все перекусываем, когда придется, девочки никак не желают сидеть за столом, больно уж непоседливые.

В воскресенье отец предложил ему посмотреть футбол. Они до вечера просидели перед телевизором, но разговаривать во время матчей было нельзя, а в перерывах отец устремлялся на кухню, сделать себе начос или попкорн. Под конец он страшно разозлился: все команды, на которые он ставил, проиграли. Ему еще нужно было подготовить завтрашнее рабочее заседание, и он отбыл в контору ровно в тот момент, когда, как надеялся Вуди, они могли бы где-нибудь вместе поужинать.

Назавтра, вернувшись с прогулки, Вуди открыл входную дверь и налетел на отца; тот собирался на пробежку и уставился на него сердито и удивленно:

— Хорошенькое дело, Вуди, ты входишь к людям в дом и не звонишь в дверь?

У отца Вуди чувствовал себя чужим. Его это страшно обижало. Его настоящая семья в Балтиморе. Его брат — Гиллель. Ему захотелось услышать его голос, и он позвонил:

— Я не могу с ними поладить, я их не люблю, тут вообще ничего хорошего! — жаловался он.

— А сестры? — спросил Гиллель.

— Я их ненавижу.

Из глубины дома донесся женский голос:

— Вуди, ты опять висишь на телефоне? Надеюсь, это не междугородний звонок? Знаешь, сколько это стоит?

— Гилл, мне пора закругляться. Вообще на меня тут все время орут.

— ОК, старина, держись…

— Постараюсь… Гилл!

— Да?

— Я хочу домой.

— Знаю, старичок. До скорого.

Накануне отъезда в Балтимор Вуди заставил отца пообещать, что вечером они вместе поужинают. За всю неделю он ни минуты не сумел побыть с ним наедине. В семь вечера Вуди вышел из дому и стал ждать. В восемь мачеха вынесла ему газировки и чипсов. Отец вернулся в одиннадцать.

— Вуди? — удивился он, заметив его силуэт в темноте. — Что ты делаешь на улице в такой час?

— Жду тебя. Мы должны были вместе поужинать, забыл?

Отец подошел ближе, свет автоматически включился, и Вуди увидел его багровое от спиртного лицо.

— Прости, парень, я на время не посмотрел.

Вуди пожал плечами и протянул ему конверт:

— Держи, это тебе. Как видишь, в глубине души я знал, что так и будет.

Отец открыл конверт и вытащил из него листок бумаги, на котором было написано: ФИНН.

— Это что такое? — спросил он.

— Твое имя. Возвращаю его тебе. Не хочу больше его носить. Теперь я знаю, кто я.

— И кто ты?

— Гольдман.

Вуди встал и, не говоря больше ни слова, пошел в дом.

— Подожди! — крикнул отец.

— Прощай, Тед, — ответил Вуди, не оборачиваясь.

Вуди вернулся от Финнов-из-Солт-Лейк-Сити хмурый. На поле в школе Рузвельта он объяснил Гиллелю и Скотту:

— Я хотел играть в футбол, чтобы быть как отец, но мой отец — просто скотина, смылся и бросил меня. И я теперь сам не знаю, люблю я футбол или нет.

— Вуд, тебе надо заняться чем-то другим, что тебе нравится.