Жениться надо всегда так же, как мы умираем, то есть только тогда, когда невозможно иначе.

Л. Толстой

Петербург

25 августа 1734 года

Август в Петербурге выдался еще более дождливым, чем даже обычно. Хотя, казалось бы, что такое невозможно. Улицы были устланы бревнами, на которые стелили настилы. Только так можно было ходить, не боясь утопнуть в воде по колено, а бывали лужи и более глубокие. Ходили слухи, что может случиться наводнение.

Хотя особого уныния в городе не было. Казалось, что правление Анны Иоанновны славное, Россия побеждает. Вон и в Данциге именно Российская империя играет главную роль в урегулировании польской проблемы. Правда Франция представлена лишь каким-то там Шетарди. Но в остальном, Австрия, Пруссия прислали своих министров.

Год, опять же, случился вполне урожайный. Великого голода не случится. Впрочем, об этом в столице Российской империи не так, чтобы и думали. Скоро новая война и нужно сделать то, что не удалось самому Петру Великому. Нужно побеждать Османскую империю!

Но была одна юная особа в столице Российской империи, которая запуталась в своих эмоциях. И, как и многие девушки ее возраста, Анна Леопольдовна не переставала рыдать в подушку. Не разобравшись в эмоциях, чувствах, предавая им исключительную важность для своей жизни, девушка пробовала найти ответы, но были лишь слезы.

В её голове, в её сердце было столько боли, что девушка перестала есть, улыбаться, постоянно казалась усталой и не выспавшейся. А ещё оттого было больнее, что Анна Леопольдовна так и не поняла, за кого больше она беспокоится, о ком болит её душа. Девушка ненавидела себя за то, что не так давно раскрылась Морицу Линару, позволила ему сделать… и нынче уже не девица.

А дальше как? Будущий муж… Так о нем Анна Леопольдовна и вовсе не печалится. Пусть знает, что у нее были мужчины. Из-за политики молчать станет. А на мнение Антона Брауншвейгского великой княжне было плевать.

В комнату к Анне Леопольдовне вошла ее лучшая подруга. Та, с которой великая княжна даже спать ложиться вместе, чтобы перед сном наговориться о своем, о девичьем. Впрочем, одна из них уже не была девицей [скорее все же так было, и не стоит приписывать иные причины факту совместных ночевок двух девушек].

Юлию Менгден позвала преслуга. Они уже знали, что нужно делать, когда великая княжна в особых чувствах, когда мало ест и сама государыня могла бы осерчать за то, что Анна Леопольдовна выглядет болезненно. Впрочем, не так часто тетушка интересуется своей племянницей. Вероятно, что когда Анна Леопольдовна родит наследника российского престола, так и вовсе перестанет быть кому-то интересной.

— Отчего вы, Ваше Высочество, так убиваетесь? Ну не девица уже, так кому от этого плохо? Тот, в жёны кому вас прочат, так ему всё едино. Не боитесь, и не поймёт ничего. Или тут замешано лицо иное? — одновременно уныло и утешающе говорила Юлия Магнусовна Менгден.

Она утешала великую княжну, делала то, что нужно, но в этот раз Юлиана имела и собственные переживания, чувства, которые не могла скрыть. Правда Анна Леопольдовна была столь увлечена собой, что не замечала чувств иных людей.

— Они не выходят у меня из головы… Тот гвардеец, ну никак, Юлиана, и что же мне делать тогда? Я превратилась в порочную особу? С Линаром видеться не хочу, но была с ним. А как вспомню о том капитане гвардии… Сердце щемит. Он же мне такие вирши прислал…

— А еще он был с Елизаветой Петровной, — зло пробурчала Юлиана.

— А я с Морицем! — выкрикнула Анна Леопольдовна.

Юлия Менгден не смогла полностью утопить внутри себя все те эмоции, которые бушевали в этой пятнадцатилетней девочке. Она была безмерно рада тому, что наметился разлад между Карлом Морицем Линаром и Великой княжной Анной Леопольдовной.

Юлия, всё же чаще её называли Юлианой, была влюблена в саксонца Линара до беспамятства. У неё не было такой близости с послом Саксонии в Российской империи, какая уже случилась у Анны Леопольдовны. И Юлиана искренне завидовала своей подруге.

Однако, как и многие девочки в её возрасте, которые ещё не смогли понять, сколь на самом деле сложной бывает любовь, особенно когда она безответная, Юлиана верила, что именно она является хозяйкой сердца статного и мужественного саксонца, который своими речами может смутить любую юную особу.

— Ваше Высочество, Катрин… но жаждать возлечь с этим гвардейцем — это… слишком порочно, вызывающе. Вы и вовсе после смерти Вашей матери изменились… — попыталась было отчитать свою подругу Юлия Менгден.