Шрифт:
Однако и здесь их ждал сюрприз. Посланный мною взвод перебил боевое охранение суденышек и сжег их. Отступающие были прижаты к водам залива. Бежать им было некуда. Командующие десантом офицеры, приказали своим людям сложить оружие.
Я подъехал к неровной шеренге пленных, на черных или просто смуглых лицах которых застыл неописуемый ужас. Отдельной кучкой стояли офицеры. Среди этих туземцев не было. Конечно, разве может бритт или галл доверить пусть небольшую власть, но туземцу?
Проехав вдоль шеренги пленных, я нарочито неторопливо спешился. Следом за ним покинули седла полковник Горбатов и подъесаул Куренной. Мы подошли к хмурым офицерам, которых стерегли казаки с обнаженным шашками.
Рослый худой полковник в форме Британской армии протянул мне свою шпагу, но я не стал к ней прикасаться. Кивнул своему адъютанту, поручику Мещерскому, чтобы тот принял у пленного его оружие и вообще собрал все офицерские клинки.
— Ваше имя, полковник! — обратился я к британцу на английском.
— Генри Фрэнсис Уолден, сэр! — отчеканил тот.
— Вы командовали десантом?
— Так точно!
— А где же генерал-майор Хейс?
— Генерал-майор Хейс болен, сэр!
— Струхнул значит, — произнес я по-русски и снова перешел на язык Туманного Альбиона, уже обращаясь ко всем офицерам. — Отныне вы все находитесь в плену у армии его императорского величества Александра II. Надеюсь, вы будете вести себя достойно офицерского звания. И впредь дадите зарок, нападать на Россию.
Глава 5
Апрель 1855 года
В Бельведерском дворце Варшавы, превращенном, верными правительству войсками, в крепость, генерал-лейтенант Рамзай вслух читал донесения, которые доставлялись вестовыми, чудом умудрявшимися пробираться в окруженный врагом гарнизон. После каждого лицо Эдуарда Андреевича все больше каменело.
— Люблин — гарнизон уничтожен…
— Радом — комендант повешен на балконе ратуши…
— Кельце — вырезаны все русские семьи…
— Сандомир — осада продолжается…
Адъютант вбежал с новым сообщением:
— Ваше превосходительство! Из Бреста-Литовска доставлен пакет!
— Наконец-то!
Рамзай схватил депешу. Прочитал. Побледнел. Бумага выпала из его пальцев.
— Ваше превосходительство?
— Сообщение от военного министра… — голос генерала-лейтенанта внезапно стал старческим, — «Столица все еще в опасности. Держитесь своими силам. Подкреплений в ближайшее время не будет…»
За пределами дворца загремели взрывы. Посыпался мелкий горох ружейных выстрелов. Где-то совсем близко запели: «Боже, царя храни…» и тоже началась пальба. Неужто мятежники снова пошли на приступ? И не станет ли он последним?
С боеприпасами у защитников Бельведера было туго, а с провиантом и того хуже. Хлеб и консервы давно кончились. Ели конину, забив для этого всех оставшихся лошадей. Генерал не пощадил даже своего вороного.
Рамзай выглянул в окно, вернее — в щель между сшитыми из досок щитами, ибо стекла давно были выбиты, и не поверил своим глазам. По улицам Варшавы шли регулярные русские части с развернутыми знаменами двух пехотных полков. И над столицей Царства Польского катился орудийный грохот шабаринок, трескотня пашек, винтовочных и револьверных выстрелов. Но откуда?
— Пора сдаваться, генерал!
Командир варшавского гарнизона обернулся. В дверях стоял глава польских мятежников Вержбицкий, который только что прибыл во дворец для переговоров о сдаче русского гарнизона. Стрельбу он, видимо, расценил по своему. Потому что на руке у него красовалась бело-красная повязка, а на лице сияла улыбка победителя.
Рамзай усмехнулся, взял револьвер, лежащий поверх карт и разрядил обойму в грудь мятежника и кровавого палача русского населения Польши.
Несколькими днями ранее
Капитан Артамонов проснулся от странного шума за окном. Его штаб-квартира в доме польского помещика казалась неестественно тихой. Особенно — после вчерашнего боя, когда мятежники пытались прорваться в усадьбу, занятую выведенными из Кельце остатками русских частей. Даже часы в гостиной остановились. Их циферблат был разбит пулей. Артамонов потянулся за револьвером — и в этот момент стекло окна разлетелось вдребезги.
— Ваше благородие! — в дверь ворвался денщик с лицом, забинтованным наискосок. — Они идут!
— К польским бандитам прибыло подкрепление? — деловито осведомился капитан.
— Нет… Наши!
Со двора донеслись дикие выкрики на польском и беспорядочный треск ружейных и револьверных выстрелов. Артамонов подбежал к окну. Еще неделю назад он видел в него, как при свете факелов, толпа с вилами и топорами волокла к фонарю тело русского фельдфебеля. И женщина в ночной сорочке лупила по трупу кочергой. А теперь поляки ворвались во двор, но не для того, чтобы убивать, а словно спасаясь от чего-то страшного.