— Наконец-то… А то я совсем окоченел в этой промозглости…

Кофейня располагалась неподалеку от департамента, где коротал служебную жизнь полковник Лопухин. В отличие от трактира на Никольском рынке, она была уютная и теплая, пахнущая жаренным кофе и свежими пирожными. Тонкий аромат ванильного сахара вытеснял здесь запахи холодного весеннего Петербурга.

В таком хорошо сидеть с барышней, имея в виду последующий тет-а-тет в номерах. Увы, его визави был Левашов, приславший полковнику записку сегодня утром. Сидя напротив друг друга, оба заговорщика соблюдали осторожность, подбирая слова, ибо играли в опасную игру, где каждая реплика значила многое.

— Так расскажите подробнее, каким образом вы собираетесь докопаться до истины? — спросил Лопухин, пристально изучая собеседника.

Левашов-Лавасьер был человеком осмотрительным и предусмотрительным, но имел склонность к авантюризму, и эта особенность беспокоила Владимира Ильича Лопухина. Антон Иванович откинулся на спинку кресла, вытянув длинные пальцы рук и сцепив их вместе, образуя пирамиду из тонких косточек пальцев.

— Проще всего начать с его близких знакомых, — заговорил он, пригубив горячий напиток. — Посмотрим, кто окружает нашего героя. Может, удастся выявить связь с теми, кому терять нечего.

— Вероятнее всего, это бессмысленно, — ответил Лопухин, вперяя холодный взгляд в партнера. — Как известно, человек выбирает друзей согласно своему характеру, и Шабарин любит общаться с людьми солидными, заслуженными, обладающими влиянием. Такие друзья вряд ли выдадут.

— Разумеется, — согласился Левашов, делая заметную паузу. — Тем важнее выбрать правильный объект воздействия. Наши общие знакомые полагают, что наилучшим вариантом станет женщина.

Рука жандармского полковника дрогнула, и капля горячего напитка упала на скатерть, оставив коричневое пятно.

— Женщина? — переспросил он удивленно. — Которая уверена в себе настолько, чтобы пойти против него в открытую?

— Нет, конечно, — покачал головой Левашов. — Открытое противостояние совершенно неуместно. Речь идет о более тонком подходе. Стоит выяснить, какие дамы пользуются расположением вице-канцлера, а затем попытаться воздействовать на них в нужном направлении, пусть и косвенно, через третьих лиц.

Лопухин невольно подумал о Елизавете Аркадьевне Олсуфьевой, матери ребенка, рожденного вне брака. Можно ли заставить эту женщину сначала совершить ряд поступков, которые мало вяжутся с обликом замужней светской дамы, а затем — поведать постороннему человеку кое-какие пикантные детали, способные нанести удар репутации столь видного сановника, каким является, теперь уже граф, Алексей Петрович Шабарин?

И не просто подумал, но еле заметно кивнул. И оба заговорщика сделали по глотку кофе и обменялись понимающими взглядами. Затем Левашов встал, вежливо поблагодарив полковника и сообщив, что даст знать о следующей встрече в ближайшие дни. Разговор закончился, не раскрыв карты обеих сторон полностью, оставив каждому свою долю неясности и подозрений.

Впрочем, вернувшись домой, полковник не стал терзаться догадками. Он убедился в главном — Лавасьер начал копать под Шабарина и чтобы французик не навредил свежеиспеченному графу, он, полковник жандармерии, должен действовать на опережение. Перебрав все свои знакомства и связи, он вспомнил о графе Льве Аристарховиче Панине, бывшем фаворите и организаторе «васильковых дурачеств», то есть — любовных похождений ныне почившего императора. Теперь Панин в тени, но очень много знает о тайной жизни двора и высшего света.

Прямого доступа к графу о Лопухина не было, и он решил посетить бывшую любовницу своего, почившего одиннадцать лет назад, начальника Александра Христофоровича Бенкендорфа, баронессу Берггольц, дабы та свела его с Паниным. И через полчаса жандармский полковник был принят в ее роскошной гостиной. Баронесса, несмотря на свой преклонный уже возраст, все еще мнила себя первой красавицей Петербурга и потому начала напропалую кокетничать с нежданным гостем.

Полковник чувствовал себя не в своей тарелке. Иметь дело со светскими дамами он не привык. Его стихией были служанки, горничные, девицы легкого поведения, миловидные крепостные девки в родовом изрядно запущенном имении. А эта дама, все еще следящая за парижской модой, поводя голыми, обильно напудренными плечами, ему была ни по вкусу, ни по карману.

— Так что же вас привело ко мне, господин полковник, в столь неурочный час? — с намеком осведомилась баронесса.

— Я хотел бы просить вас, госпожа баронесса, познакомить меня с его сиятельством графом Паниным, Львом Аристарховичем, — проговорил Лопухин.

— И только? — не скрывая разочарования, переспросила мадам Берггольц.

Через пятнадцать минут, имея в кармане рекомендательное письмо к графу, полковник шел по пустынной улице, мимо здания Адмиралтейства. Вдруг он почувствовал странное беспокойство. Тихий шорох позади привлек внимание. Обернувшись, Лопухин увидел фигуру, застывшую в тени дома напротив. Инстинкты сработали немедленно — полковник метнулся в переулок, скрывшись за углом. Вскоре мимо промелькнул силуэт высокого мужчины в плаще и широкополой шляпе.

Возможно это был обыкновенный грабитель, подкарауливающий жертву, а мог быть и приставленный к нему Левашовым соглядатай. Полковник усмехнулся. До чего он дожил! За ним ходит топтун, как за каким-нибудь студентиком-крамольником. И все же, несмотря на усмешку, напряжение нарастало. Сердце Лопухина билось учащенно, ладони вспотели. Было очевидно, что кто-то пытается заманить его в ловушку. Оглянувшись, жандарм ощутил присутствие неведомой угрозы, нестойкой, словно петербургский туман.

И все же нападения не произошло. Открыв дверь собственной квартиры в доходном доме на Гороховой улице, Лопухин обнаружил небольшую записку, брошенную на коврик у двери: «Будьте осторожны. Ваш противник опаснее, чем вы полагаете…»