Николай Александров улыбнулся, уловив двусмысленность, прозвучавшую в ее словах и тут же осведомился:

— А вы готовы сделать это прямо сейчас, не дожидаясь окончания аукциона и всей прочей демонстрации лицемерной добродетели высшего света?

Мадам Шварц вдруг почувствовала нетерпение, которое посещало ее только раз в жизни, когда она встретила в салоне Анны Павловны, тети нынешнего императора, одного екатеринославского помещика.

— Да, я готова! — выдохнула она.

— Тогда идемте. У меня есть экипаж!

Когда лакей в гардеробной накинул на нее пелерину, мадам Шварц вышла на крыльцо, где ее поджидал новый знакомый. Он помог ей сесть в грязную, колышущуюся на разбитых рессорах, коляску и повез куда-то во тьму, примыкающих к ярко освещенному Невскому улиц. Через несколько минут мучительной тряски, они сошли у кривого двухэтажного дома.

Анна Владимировна испытывала смешанные чувства. Вожделение мешалось в ней со страхом. Губительная сладость нравственного падения с ощущениями жертвы, готовой пойти на заклание. Вот только — ради чего?.. На этот вопрос у мадам Шварц, которая лишь хотела, чтобы поскорее началось то, ради чего она кинулась в это приключение, не было ответа.

Скрипнула входная дверь. На затхлую лестничную площадку вырвались запахи краски, льняного масла и гнили. Это место было просто создано для порока. И от нетерпения, Анна Владимировна готова была уже сама начать сдирать с себя платье. Вдруг навстречу ей шагнул мужчина. Блеснул в чадящем свете коптилки золотой эполет.

— Анна Владимировна Шварц, урожденная Чижевская? — неприятным голосом осведомился незнакомец.

Я не привык откладывать дело в долгий ящик и заехав к себе на квартиру, поручил своему камердинеру Фомке разобрать багаж, а сам принял ванную и переоделся. Через час я уже направлялся с визитом в дом в Мошковом переулке.

Именно здесь жил князь Владимир Федорович Одоевский, известный русский литератор, философ и ученый, первопроходец отечественной научной фантастики. Мое знакомство с ним началось задолго до этой предполагаемой встречи.

Когда-то, еще в детстве я прочитал фрагменты его знаменитого романа «4338-й год. Петербургские письма», о путешествии китайского студента по России далекого будущего. Трудно поверить, что это, увы, неоконченное, произведение было написано в 1835 году!

Теперь, возвращаясь из Вены, перед началом масштабных исторических перемен, я чувствовал острую потребность вновь обратиться к идеям, некогда поразившим мое воображение. Так что в каком-то смысле, встреча с Одоевским была неизбежна.

Не удивительно, что вернувшись в Петербург, я решил незамедлительно нанести визит знаменитому литератору. Подъехав к дому князя в собственном экипаже, я вышел из него и направился к парадному входу.

Дверь открыл пожилой лакей, которому я сообщил свое имя и цель визита. Вскоре появился и сам хозяин дома, элегантный мужчина пятидесяти лет с выразительными серыми глазами и слегка уже седыми волосами, зачесанными далеко назад.

— Ваше сиятельство, — обратился я к нему, по военному щелкнув каблуками, хотя и был в партикулярном платье, — позвольте выразить глубокое восхищение вашими произведениями. Ваше видение будущего поистине удивительно.

— Благодарю вас, господин Шабарин, — произнес Одоевский с улыбкой, приглашая в свой кабинет. — Чем обязан столь высокой чести вашего посещения?

Мы проследовали в комнату, обстановку которой составляли книжные шкафы, старинные картины и массивный письменный стол, покрытый рукописями и бумагами. Усевшись напротив хозяина дома, я приступил к изложению своего замысла.

— Дело в том, князь, — осторожно начал я, стараясь выбрать правильные слова, — что ваша работа вызывает во мне чувство глубокого уважения и вдохновения. Однако мне кажется, что ваши фантазии могут служить не только развлечением, но и в каком-то смысле руководством к действию. Именно поэтому я хотел бы предложить вам участие в проекте государственного значения.

— Вот как? — удивился он. — Я много слышал о ваших смелых нововведениях, еще более — о политической деятельности, но не предполагал, что вы решите обратиться ко мне с таким предложением.

Видя, что собеседник заинтересовался, я продолжал:

— Представьте себе, что мы создадим периодическое издание, которое позволит людям заглянуть в будущее, увидеть возможности развития технических устройств, изменения общественных отношений и взглядов на мир. Назовем этот журнал «Электрическая жизнь». Там будут публиковаться не только ваши собственные произведения, но и рассказы и повести других талантливых литераторов, философов и ученых, разделяющих вашу страсть к прогрессу и к нововведениям.

Владимир Федорович слушал меня внимательно, откинувшись на спинку кресла и закусив нижнюю губу. Наконец, нарушив молчание, он произнес:

— Что и говорить идея, любопытная, но скажите, граф, откровенно, насколько серьезно вы воспринимаете возможность осуществления такого проекта? Одобрит ли Цензурный комитет? Опять же, простите за унылую прозу, на какие средства будет издаваться такой журнал?

Я улыбнулся уголком рта, прекрасно осознавая, какой серьезный шаг предлагаю ему совершить. Моя репутация реформатора, близкого советника царя, должна была убедить писателя в искренности моих намерений, но все же я сказал: