— Хорошо, Пётр Алексеевич, — произнёс Куликов после некоторого раздумья, — сие обещать могу.

Они отбыли на моём экипаже, оставив за собой облако придорожной пыли. Отбыли командиры будущих сотен. Вроде батальон должен бы вздохнуть свободнее, да куда там. Объявлен дополнительный набор в батальон. На сорок пять мест прибыло семь десятков желающих. Требования ужесточили, ввели новые временные нормативы, подтягивание на перекладине и всё равно пришлось взять пятьдесят казаков. Я перестал видеть графа Муравина.

— Андрей, а где Муравин?

— Поначалу ходил, улыбался и хорохорился. Сейчас доползает до лежака, валится и молчит до утра. Утро Миши начинается с подъёма Кости, — усмехнулся Андрей.

— Вы аккуратней с парнем, поломаете его, потом не соберёшь.

— Командир, мы с пониманием и осторожностью.

— Проверили его на профпригодность? — на автомате произнёс я.

— На чём проверили? — не понял Андрей.

— Профессиональная пригодность на командирскую должность, в будущем, — пояснил я. — Андрей, ну ты то должен понимать такие простые вещи. — Наехал я на него, заранее гася ненужные вопросы.

— Физически развит слабо, но это поправимо. Миша его правильно нагружает упражнениями. Фехтование, так себе, на троечку, зато стреляет просто отлично. Любитель с детства пострелять. Не охотник. Хороший парень, только воспитатели хреновые.

— Андрей, ну что за словечки. Вы все-таки казачья аристократия. Ты навел порядок в канцелярии?

— Так точно, господин полковник! Канцелярские крысы взбодрены, воодушевлены, бумаги в порядке.

— Что с драгунами?

— А что с ними будет? Приступили к тренировкам. Парни крепкие, с опытом. Инструктора хвалят. Будет с них толк. Единственно, трудности с ножовым боем. Прежде никто не знал и не применял его на службе.

— Вот что, Андрей, поедешь с инспекцией по формируемым сотням. В случае необходимости поможешь. Отвезёшь денежное довольствие. Время выезда решай сам, возьми бойцов в охранение, не меньше десятка.

— Слушаюсь, господин полковник.

Я возобновил ежедневные тренировки: утренние пробежки, фехтование, стрельба. Савва, Аслан, Паша тренировались всё свободное время. Поэтому прежние мои легкие победы остались в прошлом. Если по одному я как-то справлялся, то против двоих уже чаще проигрывал поединки. Малышев со своими офицерами присоединился к нам. Миша сообщил, что Муравин, скорее всего, не выдержит темпа тренировок.

— Командир, что делать, сдаёт Муравин? — спросил как-то Миша после совещания.

— Чуть ослабь нагрузки. Как в остальном ведёт себя сиятельство?

— На остальное у него нет сил, — грустно усмехнулся Миша.

— Чего грустишь, себя вспомнил? — спросил я.

— Есть такое. Наверное, я тоже выглядел так же жалко?

— Нет, конечно, Михаил. Ты ж у нас гусар. Поддержи парня.

— Пётр Алексеевич, а что за песня, которую напевает Саня? Сказал, что вы сочинили.

— Да, так, накатило, — смутился я.

Как-то сидя вечером в штабе, я задумался и стал тихо напевать песню: «Эх, дороги, пыль да туман. Холода, тревоги да степной бурьян.» Саня моментально вцепился в меня и не успокоился, пока не вытряс все слова. Потом сидел и подбирал мелодию на гармонике. Естественно, присоединился Андрей и Савва. После нескольких тренировочных заходов исполнили её в приемлемом варианте. Она всем понравилась. Ну ещё бы, хит на века.

— А давай, Миша, сегодня у меня вечером собираемся. Почаёвничаем вместе, а то всё дела и дела. От работы даже кони дохнут. Надо отдыхать иногда. Муравина прихвати, а то закис парень.

Вечер удался на славу. К нам постепенно подтянулись офицеры Малышева. Муравин с интересом наблюдал за нашими посиделками. Аслан приготовил вкусный шашлык; молодое вино, чихирь. Исполнили весь наш репертуар и опробовали новую песню. Она особенно понравилась и запала в душу офицерам.

— Эх, Пётр Алексеевич. Мне никогда не сподобиться такое сочинить. Не могу понять: слова простые, мелодия простая, а вместе — настолько душевно, что слеза накатывает и сердце щемит, — Миша сидел огорчённый. Каждый раз, когда я видел огорчённого поэта, мне становилось особенно стыдно за свой плагиат.

Михаил с Муравиным пришли к казарме своей сотни и сели на скамейку у пристройки, в которой они жили.

— Михаил Юрьевич, а почему вы решили уйти из гвардии и приехали на Кавказ, чтобы поступить на службу в батальон? Вы служили в гусарском полку, известный поэт, высший свет вас признавал? Кавказ — это как ссылка для проштрафившихся.

— Знаешь, Константин, давай на «ты» и без лишних церемоний. Когда официально и на службе — другое дело. А то, когда ты выкаешь и по имени отчеству, как-то не по себе становится. Если командир злится, то сразу переходит на «вы» и обзывает по имени отчеству с такой ехидцей, что начинаешь волноваться. Можешь на «ты», когда мы одни. Не против?