— Взять его, — бросил он по-русски. Коротко. Как удар хлыста.

Двое у стойки развернулись как по команде. В руках застыли пистолеты с глушителями.

Времени не было.

Хавьер выкатился из-за угла, открывая огонь. Громкий, неприличный треск его «Макарова» разорвал стерильную тишину. Пуля выбила сноп искр из металла рядом с головой одного из русских. Тот нырнул за стойку.

Второй ответил. Тихие, деловитые хлопки. Штукатурка взорвалась у щеки Хавьера, осыпав его гипсовой пылью. Он откатился за угол, тяжело дыша.

Профессионалы.

Он снова выглянул, ниже. Один перебегал от стола к столу, сокращая дистанцию. Хавьер выстрелил дважды. Мужчина дёрнулся, его тело на миг застыло в нелепой, сломанной позе. Выронил пистолет. Молча рухнул на пол. На ковролине под ним начало расплываться тёмное пятно.

Хавьер не почувствовал ничего. Пустота. Выжженная, знакомая.

Он снова был этим.

Второй русский и тот, в пальто, открыли шквальный огонь. Гипсокартонная стена, его единственное укрытие, превращалась в решето. Он вжался в неё спиной. Двое против одного.

Хреновый расклад.

И тут раздался звук, которого здесь быть не могло. Не хлопок. Не выстрел. Резкий, как щелчок бича, треск.

И сразу за ним — тихое шипение.

Панорамное окно рядом с командиром русских не разлетелось. Оно пошло тонкой паутиной от маленького, аккуратного отверстия в центре.

Снайпер.

Русский командир, Лебедев, отпрыгнул от окна, на его лице ярость смешалась с мгновенным анализом.

— Снайпер! В пол! — заорал он.

Поздно.

Ещё один треск.

Второй русский, целившийся в Хавьера из-за стеклянной перегородки, дёрнулся. Его голова неестественно мотнулась вбок. Он осел на пол, как марионетка с обрезанными нитками.

Хаос.

Это не была операция по захвату данных. Это была грёбаная зачистка. И он, Хавьер, был таким же расходным материалом в этой игре, как и эти русские.

Люсии здесь никогда не было.

Его использовали.

Лебедев, матерясь сквозь зубы, укрылся за массивным серверным блоком, отстреливаясь в сторону окон. Бесполезно. Снайпер сидел где-то там, в темноте соседнего небоскрёба, и методично отстреливал всё, что двигалось внутри.

Выжить.

Единственное слово, стучавшее в висках.

Он огляделся. Выход через коридор простреливался. Смерть. У стены стоял огромный пучок силовых кабелей, идущих вниз по фасаду.

Он рванулся к окну, выходившему на другую сторону здания. Всадил две пули в стеклопакет. Стекло взорвалось тысячей осколков. Вой сирен, до этого далёкий, ворвался в офис.

Не раздумывая, Хавьер выскользнул в проём. Обхватив руками и ногами толстые, жёсткие кабели, он заскользил вниз. Оболочка обжигала ладони. Он почти не контролировал скорость, просто тормозил, как мог, рискуя сорваться каждую секунду.

Он рухнул на узкий технический балкон этажом ниже, ноги подкосились от удара. Руки мёртвой хваткой вцепились в ледяной металл ограждения, ладони горели.

Он не оглядывался. Карабкаясь по внешним конструкциям, с выступа на выступ, он спускался вниз, в темноту улиц.

За спиной остались трупы, вой сирен и разбитый офис.

Комната в отеле «Paradise» пахла хлоркой, въевшимся табачным дымом и сыростью старого ковролина. Красно-зелёная неоновая вывеска за окном заливала обшарпанные стены то больничным, то трупным светом.

Хавьер сидел на краю кровати. Голый по пояс. От лопатки до предплечья тянулась рваная царапина от стекла. Кровь уже запеклась чёрной коркой.

Он открыл аптечку от «Аптекаря». Флакон с антисептиком. Марля.

Жидкость обожгла рану. Он стиснул зубы. Чистая, острая боль помогала. Она перебивала гул в голове, мысли, кружившие, как стервятники.

Русские. Снайпер.

Ловушка.

Люсия.

Она вляпалась во что-то огромное. Что-то, где жизни оперативников и снайперские зачистки — просто расходный материал.

Он не был охотником. Он был приманкой.

Тяжесть в груди мешала дышать. Он один. Против них. Он не справится.

Эта мысль была холоднее пистолета.

Он опустил голову, посмотрел на свои руки. Пару дней назад они вырезали из дерева сову. Теперь они пахли порохом.

В рюкзаке лежал старый спутниковый телефон Iridium. Реликт прошлого. Тяжёлый, как кирпич. Он включил его. Тусклый зелёный свет экрана.

Один контакт.

«Эхо».

Он не связывался с «Эхо» два года. С тех пор, как решил, что всё кончено. «Эхо» был последним средством. Информационный брокер без лица и пола. Говорили, «Эхо» знает всё. И что цена за это знание — часть души.