Медленно прихлебывая вино, я мечтал о тушеных овощах. Хрустящий, чуть зажаренный бамбук, нежные ростки лотоса, может, даже кусочек тофу. Эх, мечтать не вредно.

Вместо этого — лишь еще один кусок мяса, который я оторвал зубами с таким выражением лица, будто это был личный враг.

Ладно, это хотя бы говядина, а не крысятина или, что еще хуже, один из дохлых каторжников.

Вино мягко ударило в голову, и я позволил себе расслабиться, откинувшись на скрипучую бамбуковую спинку кресла. Масляная лампа коптила, отбрасывая на стены пляшущие тени, и на мгновение мне показалось, что в углу шевельнулось что-то темное.

Я допил вино, лениво наблюдая, как последняя капля скатывается по стенкам бутылки. Ладно, отдохнул — и хватит. Теперь пора и за работу. Вино помогло мне взглянуть на всю ситуацию чуть по-другому. С точки зрения логики, если шахта не может работать, то и мой испытательный срок как управляющего автоматически заканчивается. Так что пора составлять официальный документ.

Развернув один из отчетов моего предшественника, я прижал его края бутылками с вином и начал работу. Первым делом пишем, кто я такой и по какому праву вообще составляю этот отчет. Далее рассказываем о том, что я как временный управляющий провел аудит вверенной мне шахты и клянусь пятью великими драконами, эта шахта требует немедленной консервации.

Работников нет, оборудование сломано, уровень влияния Изнанки просто зашкаливает. Шахта не может выполнять свое предназначение, так как работать в таких условиях попросту невозможно. А значит, единственный вариант — это консервация шахты с запечатыванием входов для предотвращения призрачной угрозы. Шахту требуется снять с баланса обоих министерств, а также вызвать сюда экзорцистов для очистки территории.

Внимательно перечитав свой текст, я остался им вполне доволен. Я, конечно, не знаю всех тонкостей оформления подобных документов, но дух отчета выдержан идеально.

Дальше все как всегда: ставим дату, подпись и личную печать, подтвержденную кровью. А чуть ниже добавляю приписку: «Если кто-то все же решит оспорить сию резолюцию — пусть сперва лично спустится вниз. Желательно ночью, когда влияние Изнанки будет особенно сильным. Рекомендация для подобного смельчака у меня одна — подготовить себе завещание».

Осталось понять, что мне сделать с этим документом? Сжечь, чтобы он ушел в призрачную канцелярию? Но она не вправе влиять на дела живых. Должен быть какой-то способ.

Гениальная идея пришла мне в голову, когда вторая бутылка оказалась наполовину пустой, но это как раз было не проблемой. Мертвец, лежащий на кровати, запас их изрядно.

С точки зрения имперской бюрократии все должны соблюдать иерархию. Управляющий направляет документ, его проверяет провинциальный цензор, а потом визирует ответственный чиновник из министерства.

Но в моем случае династия пала, а значит, и чиновники, что служат ей, обратились в прах. Вот только я живой, и должность мне передали официально, а значит, я считаюсь высшим чиновником старой империи и при этом единственным. Одна эта мысль меня рассмешила, и я хлебнул еще этого прекрасного вина.

Порядок есть порядок, и значит, мой документ пройдет через трех чиновников. Фэн Лао, управляющий, передает отчет Фэн Лао, цензору, а тот уже передает Фэн Лао из министерства Обрядов. Не откладывая в долгий ящик, я принялся писать предписания.

Пара минут времени, немного чернил и крови — мой документ был оформлен по всем правилам бюрократического искусства. И плевать, что я подписывал документы у самого себя. Иерархия есть иерархия.

Взяв свиток в руки, я аккуратно его сложил и поклонился трупу, лежащему на кровати, со словами:

— Ты исполнил свой долг до конца. Шахта закрыта. Приказ высшего чиновника династии Гуань.

После моих слов документ дрогнул у меня в пальцах. Чернила на поверхности вспыхнули серебристым светом, и через миг пламя само собой пробежало по краям свитка. Оно не было горячим — напротив, холодное, как ледяное дыхание смерти. Я наблюдал, как он медленно растворялся, превращаясь в тонкую струйку белесого дыма, что поднималась к потолку.

Стоило остаткам свитка окончательно рассеяться, как тени в углах помещения потекли, собираясь в единое целое. Буквально удар сердца — и они вытянулись вверх и тут же расступились, как театральный занавес, чтобы передо мной предстал актер, который будет играть главную роль в ближайшие минуты моей жизни.

Призрак был высоким, почти неуловимо нереальным — его облик колебался, будто вода над раскаленным камнем. Но одежда явно чиновничья, строгая, с печатями и глифами. Она попросту не оставляла даже малейшей толики сомнений. Передо мной стоял кто-то из старших чинов Призрачной канцелярии.

Он не поклонился. А вот мне этикет предписывал обязательный поклон перед лицом старшего, который я тут же исполнил. Мы оба знали правила и знали, что нарушать их будет очень плохой идеей.

Призрак задержал взгляд на мне — тяжелый, пронизывающий, но не враждебный. Скорее, оценивающий. Затем заговорил голосом, похожим на шелест пергамента и отдаленный звон серебряных колокольчиков: