Анк-Морпорк: Дело о Похищенном Завтра
<p> Это произведение — дань уважения и любви к гениальному миру «Плоского мира», созданному сэром Терри Пратчеттом. Вселенная и основные персонажи принадлежат ему; эта история — лишь одна из тех, что могла бы в ней произойти.</p> <p> В Анк-Морпорке, самом честном из всех бесчестных городов, случилось немыслимое — Завтра не наступило. Город застрял в одном и том же дне, обречённый вечно доедать вчерашние сосисочки и перечитывать вчерашние новости.</p> <p> Когда магия бессильна, а Городская Стража во главе с коммандером Ваймсом готова арестовать само время за рецидивизм, патриций лорд Витинари делает неожиданный ход. Он поручает расследование самому незаметному, дотошному и одержимому порядком сотруднику — констеблю-аналитику Протоколу.</p> <p> Вооружённый лишь знанием параграфов и верой в силу правильно заполненного бланка, Протокол должен погрузиться в хаос, где подозреваемыми становятся самые могущественные фигуры города. Но что, если корень проблемы кроется не в злодейском заговоре или безумной магии, а в одной-единственной, доведённой до абсурда инструкции?</p> <p> «Дело о Похищенном Завтра» — это сатирический детектив, в котором величайшим оружием оказывается не меч, а остро заточенное перо. Это история о том, что для починки сломавшейся вселенной иногда нужен не герой, а очень, очень хороший клерк. Ведь в Анк-Морпорке давно известно: Papyrus Vincit Omnia. Бумага побеждает всё.</p>
Глава 1: День, который не закончился
Рассвет в Анк-Морпорке никогда не случался. Он просачивался. Протекал сквозь щели в мироздании, как сырость сквозь прохудившуюся крышу, и оседал на городе плотной, жирной плёнкой. Это было не пробуждение, а медленное всплытие из мутной воды сна в ещё более мутную воду реальности. Но этим утром что-то было не так. Что-то было до тошноты так.
Дверца бельевого шкафа миссис О’Беспечность с Псевдополис-Ярд открылась с привычным щелчком. И миссис О’Беспечность замерла. Пустота, что смотрела на неё в ответ, была не просто отсутствием белья. Она была оскорблением. Громким, звенящим заявлением. Внутри, на идеально ровной полке, сидел одинокий, экзистенциально подавленный мотылёк, доедавший, кажется, не волокна ткани, а саму концепцию чистоты.
— Но…
Слово повисло в затхлом воздухе спальни. Вчера. Вчера был день стирки. Она помнила его физически. Помнила натяжение верёвки под пальцами, запах едкого мыла, въевшийся в кожу, помнила, как влажный ветер вырывал из рук простыни её покойной матушки, норовя унести их в сторону Незримого Университета, где из них, вероятно, сделали бы привидение-стажёра. Вечером, утомлённая, но довольная, она складывала хрустящие, пахнущие рекой и праведным трудом стопки в этот самый шкаф.
А сегодня шкаф был пуст.
А корзина для грязного белья в углу ломилась от вчерашней одежды. А на стуле висело то же платье, в котором она спала, потому что оно было единственным, что осталось. Звук, что издала миссис О’Беспечность, был тихим, сдавленным, но по всей длине Псевдополис-Ярд его поняли бы без перевода. Это был звук, с которого начался новый городской кризис. Кризис, который не смогли бы предсказать ни авгуры, ни прорицатели, ни даже аудиторы. В Анк-Морпорке кончились чистые носки.
На Шафранной площади, где воздух был густым от запахов вчерашней рыбы и вечного отчаяния, городской глашатай набрал в свои меха-лёгкие побольше воздуха и развернул свиток.
— О-ЙЕ, О-ЙЕ! — проревел его голос, согнав с места стаю голубей, которые переместились на соседнюю крышу с видом оскорблённого достоинства. — ВЕСТИ ЗА СЕГОДНЯ, ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ ЧИСЛО МЕСЯЦА СЫРА! В ОВЦЕПИКСКИХ ГОРАХ ВЫРАЩЕНА РЕПА НЕБЫВАЛЫХ РАЗМЕРОВ! ФЕРМЕР НЕДД СВИНОПАС ЗАЯВЛЯЕТ, ЧТО ВЕСОМ ОНА В ТРИ ТРОЛЛЯ И НА ВКУС КАК ПОБЕДА!
Толпа, вяло жевавшая свои утренние пирожки, сперва замерла. Затем послышался недоумённый ропот, быстро переросший в открытое раздражение.
— Эй! — крикнул из рядов мясник, чьи руки были измазаны чем-то, что тоже выглядело подозрительно вчерашним. — Мы это уже глотали! Слово в слово!
— И про репу, и про вкус победы! — подхватила торговка угрями, чей товар пах куда свежее новостей. — Давай что-нибудь новое, дармоед!
Глашатай моргнул. Раз. Другой. Уставился на свой свиток. Дата была сегодняшняя. Чернила были свежими, он сам видел, как писарь макал перо.
— Но… — голос его потерял свою медную мощь и стал тонким, почти человеческим. — Это… это выпуск за сегодня. Мне его только час назад…
Договорить он не успел. В этот самый момент, ровно в десять тридцать две, из окна кабинета Архитектуры Реальности в Незримом Университете раздался глухой хлопок, похожий на звук, с которым надежда покидает тело при виде налоговой декларации. В серое небо вырвался ананас. Он прочертил изящную, баллистически безупречную дугу и с сочным, финальным хлюп приземлился в ту же самую тележку с навозом, что и вчера. В окне на мгновение показалось скорбное лицо волшебника, который с тоской посмотрел ему вслед. Он был абсолютно уверен, что сегодня утром его целью была наглая ворона, но магия, видимо, придерживалась консервативных взглядов и предпочитала работать с проверенным материалом.
В этот день город зазвучал по-новому. В тихих переулках, где звуки обычно тонули в сырости, теперь висели их призраки. Если замереть у стены, покрытой вековой грязью, и почти не дышать, можно было уловить акустический отпечаток, звуковое пятно: «…осисочки в тесте! Го-о-орячие!..» Крик, прозвучавший здесь ровно сутки назад, теперь висел в воздухе, как застрявшая в вечности заноза.
Но не все были в панике.
В своей лаборатории, которая выглядела так, будто кто-то попытался собрать часы из лапши и запчастей от катапульты, Доктор Беспорядокус был в состоянии, близком к нирване. Он метался между тремя разными хронометрами, каждый из которых показывал одно и то же, и лихорадочно царапал что-то в блокноте пером, выдернутым у грифона.
— Поразительно! — бормотал он, обращаясь к банке, в которой тускло мерцало нечто, подозрительно напоминавшее утро понедельника. — Абсолютная, клинически совершенная темпоральная стагнация! Никаких флуктуаций! Никаких погрешностей! Это же… идеальные лабораторные условия! Это как если бы пациент умер прямо на операционном столе, и теперь его можно препарировать сколько угодно, не опасаясь, что он будет возражать! О, какие возможности!
Он был счастлив. Счастлив, как голем, которому только что выдали идеально сбалансированный годовой отчёт со всеми сошедшимися дебетами и кредитами.
В Овальном кабинете Дворца Патриция тишина была не просто отсутствием звука. Она была присутствием. Имела вес, плотность и цвет старого сургуча. Она давила на барабанные перепонки, заполняла лёгкие и оседала в душе тонким слоем пыли. Единственным, что осмеливалось её нарушать, было едва слышное поскрипывание пера. Это помощник Патриция, Драмнотт, вносил очередную пометку в бесконечный гроссбух городских бедствий. Лорд Витинари, чёрный силуэт на фоне серого города, стоял у окна. Его руки были заложены за спину, а на худом, непроницаемом лице застыло выражение вежливого энтомолога, наблюдающего за суетой в муравейнике.