<p> Добро пожаловать в отель "Последний шанс" — место, где асфальт обрывается, а туман плотен, как дыхание умирающего. Здесь, на краю отвесной скалы, среди грохота волн и гула ветра, встречаются трое: Виктор, чья жизнь была безупречной системой, рухнувшей в одночасье; Лина, чья ярость стала единственной защитой от украденной души; и Дэн, пытающийся заглушить навязчивую мелодию своего единственного успеха. Их судьбы сплетает загадочная Элеонора, хозяйка отеля. Она не предлагает покоя, лишь зеркало, в котором каждый вынужден увидеть своих настоящих монстров. Среди старых стен, где каждая трещина скрывает тайну, а каждый скрип эхом отзывается в душе, герои сталкиваются не только друг с другом, но и с самими собой. "Отель 'Последний шанс'" — это история о вине и искуплении, о хаосе, который может привести к порядку, и о хрупкой надежде, рожденной в самой глубине отчаяния. Это путешествие в подвалы собственной души, где, возможно, и кроется настоящий шанс на возвращение.</p>
Отель 'Последний шанс'
Отель 'Последний шанс'
Глава 1: Прибытие
Такси умерло там, где асфальт сдался. Просто прекратился, уступив место мокрому, жующему шины гравию. Дальше не было ничего, кроме идеи о конце. Клочья тумана, медленные и тяжелые, как дыхание умирающего, цеплялись за дорогу. А над всем этим нависала скала, и на ней — здание, само существование которого было упрямым оскорблением гравитации. Дверца автомобиля хлопнула с глухостью могильной плиты. Виктор сунул водителю смятые купюры, не глядя, и остался один.
Воздух можно было резать ножом. Плотный, холодный, пропитанный солью и ещё чем-то — запахом вечного распада, мокрого камня и прелой листвы. Виктор инстинктивно дернул узел галстука, который вдруг стал тугим, чужеродным, петлей из другого, упорядоченного мира. Он посмотрел на рукав своего пальто от Brioni. Безупречная кашемировая ткань, стоившая целое состояние, казалась теперь реквизитом. Декорацией для пьесы, финал которой уже отыграли без него.
Отель «Последний шанс». В названии сквозила бы дешевая ирония, не будь оно таким пугающе точным.
Это была архитектурная химера. Нелепое, больное порождение двух несовместимых стилей. Цоколь из почти черного, позеленевшего от мха камня врастал в стены из выбеленного морем и ветром дерева, белого, как скелет кита. А венчал это уродство стеклянный купол обсерватории, словно слепой глаз, уставленный в серое, равнодушное небо. Сооружение не стояло на скале. Оно прорастало из неё, было её болезненным наростом.
Виктор подхватил свой портфель из гладкой телячьей кожи и покатил чемодан. Колесики, привыкшие к полированным полам аэропортов, взвыли, заскрежетав по гравию. Протест. Бессмысленный и запоздалый.
Внутри его встретил вакуум. Не благостная тишина загородного отеля, а именно вакуум. Звенящее отсутствие звука, которое само по себе было оглушающим присутствием. Ни стойки ресепшен. Ни коридорного. Ни единой ноты фоновой музыки, призванной сгладить неловкость.
Ничего.
Огромный холл под куполом расстилался перед ним, как сцена для абсурдистской драмы. Днем молочный, выхолощенный свет едва сочился сквозь стекло, создавая иллюзию пребывания на дне гигантского аквариума, из которого откачали всю воду и жизнь. Мебель была расставлена без всякой логики, в полном презрении к симметрии. Пузатые кожаные кресла, треснувшие от времени, соседствовали с хрупкими венскими стульями. А в центре — исполинский круглый стол из цельного спила. Темный, испещренный глубокими трещинами, похожий на карту мира, пережившего катастрофу.
Раздражение, с самого утра тлевшее в Викторе угольком, вспыхнуло. Он был человеком систем, протоколов и ключевых показателей эффективности. Хаос был его личным врагом, а это место — столицей вражеского государства.
На истертой полировке стола лежал одинокий лист бумаги. Подойдя ближе, он увидел три строчки, выведенные изящным, но твердым каллиграфическим почерком.
Лина — Кассиопея
Дэн — Лира
Виктор — Орион
Ни номеров. Ни фамилий. Просто имена и созвездия. Это было не просто неэффективно, это было унизительно. Инфантильная игра для взрослых, чьи жизни сошли с рельсов. Пальцы сами собой сжались в кулаки.
Его взгляд просканировал холл в поисках хоть какого-то указателя. Ничего. Лишь несколько темных, как глотки, проемов, ведущих в коридоры. Он выбрал тот, что казался наиболее логичным — центральный, самый широкий.
Коридор оказался длинным и гулким. Каждый его шаг рождал эхо, следовавшее за ним по пятам, словно невидимый преследователь. Тусклые лампочки под высоким потолком бросали на дощатый пол неровные, дрожащие круги света. Ветер снаружи не выл — он гудел. Низко, монотонно, просачиваясь сквозь невидимые щели в старых рамах. Для Виктора это был не звук природы. Это был звуковой дефект. Помеха в системе, которую требовалось немедленно устранить.
Он прошел метров двадцать, ожидая увидеть привычный ряд дверей. Но коридор закончился. Просто оборвался. Глухой, безмолвной кирпичной стеной. Кладка была старой, грубой, швы между кирпичами осыпались серой пылью. Это не было похоже на недавнюю перепланировку. Это было похоже на злую шутку. Он замер, глядя на этот архитектурный абсурд, и почувствовал, как к горлу подкатывает холодная, бессильная ярость. Он развернулся. Теперь эхо его шагов казалось откровенно насмешливым.
Второй коридор был правильным. Медная табличка с гравировкой «Орион» висела на последней двери. Он толкнул её и вошел, готовый к новой порции иррациональности, но комната его обезоружила. Она была почти идеальна. Строгая, безупречно симметричная. Большая кровать точно по центру, две одинаковые тумбочки, два высоких окна по обе стороны. На долю секунды Виктор почувствовал облегчение. Вот он. Островок порядка в этом океане безумия.
Он подошел к правому окну. И застыл.
Вид был таким, что его аналитический ум дал сбой. Отель стоял на самом краю отвесной скалы. Внизу, в головокружительной пустоте, билось о камни свинцовое, беспокойное море. Волны с тяжелым грохотом вгрызались в гранит, взрываясь фонтанами белой пены. Горизонт утонул в тучах, и не было видно границы, где заканчивается вода и начинается небо. Это было первобытное, дикое, жестокое зрелище. Укол чего-то странного, похожего на смесь восторга и ужаса, пронзил его. Он тут же задавил это чувство, как опасную, непродуктивную эмоцию. И холодно отметил про себя: Небезопасно. Нарушение строительных норм. Фактор риска — эрозия скалы.