Их эйфория была преждевременной, так как они по-прежнему были окружены с трех сторон лучше вооруженными пехотинцами, а с четвертой их поджидала плавучая артиллерия, которая хотя и была основательно потрепана, контролировала реку. Осажденные защитники форта имели три выхода из положения: немедленно сдаться; не сдавать позиций и надеяться на чудо; с боем пробиваться к Нашвиллу. Вечером этого дня, пока федералы (оставившие свои одеяла и шинели, так как предыдущий день выдался теплым) дрожали от холода и зарабатывали пневмонию, попав под сильный дождь со снегом, генералы южан держали военный совет. Дивизионные командиры Флойда — заносчивый политик из Теннесси Гидеон Пиллоу и обладатель демонически притягательной внешности, угрюмый выпускник Вест-Пойнта Симон Боливар Бакнер — согласились совершить на следующий день попытку прорыва. Всю ночь они перебрасывали войска на левый фланг, где командовал Пиллоу. Снег и порывы ветра маскировали эти передвижения.

Словно нарочно именно в тот момент, когда на рассвете мятежники начали свою атаку, Грант и Фут проводили совещание ниже по реке. Северный ветер относил звуки битвы в сторону и держал их в неведении относительно того, что происходит всего лишь в пяти милях к югу. Грант, не ожидавший в тот день никакой битвы («если только я не начну ее сам»), велел своим дивизионным командирам стоять на прежних позициях, ожидая дальнейших распоряжений [753] . Эти инструкции весьма точно отражали стиль руководства Гранта: он всегда предпочитал думать о том, как он будет поступать с врагом, а не как враг может поступить с ним. Такой «наступательный» менталитет в конце концов помог ему выиграть войну, но не раз и не два он ставил Гранта на грань катастрофы. Вот и на этот раз его приказ ничего не предпринимать привел к промедлению командующих двух дивизий на левом фланге и в центре, не успевших вовремя прийти на помощь генералу Джону Макклернанду, чья правофланговая дивизия приняла на себя всю ярость вылазки конфедератов. Макклернанд был честолюбивым демократом из Иллинойса, чье тщеславие вызывало недоверие Гранта. Морозным утром 15 февраля он мог покрыть себя славой, но события обернулись против него. Большинство его полков держали удар, но после нескольких часов ожесточенной битвы пять бригад с правого фланга союзных войск отошли примерно на милю. Деморализованные, почти без боеприпасов, они не смогли бы остановить мятежников, прорывавшихся сквозь кольцо.

Курьеры полетели искать Гранта, который сломя голову примчался на поле боя. Тем временем его противников поразил странный паралич воли. Объезжая строй, генерал Пиллоу был поражен крайней усталостью и неорганизованностью своих доблестных солдат, понесших тяжелые потери. Он пришел к выводу, что они не перенесут марш-бросок и не смогут отразить возможную фланговую атаку подошедших частей федералов, о сборе которых докладывали разведчики. Несмотря на отчаянный протест Бакнера, Пиллоу убедил Флойда прекратить попытку прорыва и вернуть войска в относительную безопасность окопов.

В этот момент на сцену наконец вышел Грант. Как и под Бельмонтом, он не поддался панике. Он сказал офицерам: «Позиции на правом фланге нужно вернуть. Часть наших людей сильно деморализована, но у врагов такое чувство должно быть еще сильнее, ведь они хотели прорваться, но вынуждены были отступить. Сейчас победит тот, кто первым начнет атаку, и если южане хотят опередить меня, то им нужно поторопиться» [754] . Грант обратился к Футу с просьбой дать несколько залпов по мятежникам, чтобы оказать моральную поддержку пехотинцам. Пока эту просьбу выполняли, офицеры федералов переформировали свои бригады, перешли в контратаку и отвоевали потерянные утром позиции.

Ночная тьма окутала мраком душераздирающую сцену. Около тысячи янки и «джонни» были убиты, три тысячи ранены, причем многие из раненых умирали на крепчавшем морозе. В ставке южан также поеживались, но больше от летавших туда-сюда взаимных обвинений. Запланированная ночная вылазка гарнизона сорвалась, так как разведка сообщила о том, что полки федералов сторожат все подходящие дороги. Пиллоу все еще выступал за прорыв окружения, но Флойд и Бакнер, убежденные в том, что такой показной героизм оставит в земле добрых три четверти солдат, считали единственной подходящей альтернативой сдаться в плен. Впрочем, будучи «генералами от политики», Флойд и Пиллоу не желали сдаваться лично. Вспоминая о своих довоенных деяниях, Флойд понимал, что ему не дождаться снисхождения от своих тюремщиков. Он экспроприировал два парохода, стоявших на причале близ Донелсона, и, прежде чем рассвело, отплыл вниз по реке с полутора тысячами своих виргинцев. Несговорчивый Пиллоу жаждал стать военнопленным ничуть не больше Флойда. Сделав своим девизом выражение «свобода или смерть», он выбрал свободу и бежал вместе со своим штабом через Камберленд на плоскодонке. Перед своим бегством Флойд передал командование фортом Донелсон Пиллоу, а тот в свою очередь наделил всеми полномочиями кадрового офицера Бакнера. С отвращением отнесшись к этой буффонаде, Бакнер был готов разделить судьбу своих солдат.

Однако прежде чем сдаться, Бакнер позволил еще одному возмущенному этим фарсом офицеру уйти со своими людьми. Это был Натан Бедфорд Форрест, командир кавалерийского батальона, отлично сражавшегося в этот день. Выходец из низов, сколотивший состояние на торговле рабами и управлении плантациями, Форрест в июне 1861 года записался рядовым в армию Юга и дослужился до звания подполковника в батальоне, который он набрал и снарядил за собственный счет. Всю жизнь занимавшийся самообразованием, не имевший никакого военного опыта Форрест стал одним из самых передовых и требовательных командиров южан. Он разработал тактику комбинированного конного и пешего боя, не упомянутую в военных учебниках (которых он, впрочем, и не читал), но идеально подходящую для лесистой местности Западного Теннесси и Северного Миссури. Крупный, физически сильный и бесстрашный человек, Форрест обладал настоящим «инстинктом убийцы» в отношении янки и чернокожих, которых он мог спокойно видеть только в качестве рабов. Перед рассветом 16 февраля он вывел 700 своих солдат из форта Донелсон и пустил лошадей по обледеневшему ручью, слишком глубокому, чтобы пехота смогла форсировать его вброд. Ему удалось уйти, не встретив ни единого пикета федералов.

Утром 16 февраля Бакнер послал Гранту предложение договориться об условиях сдачи. Ответ был довольно грубым: «Никаких условий, кроме безоговорочной и безотлагательной капитуляции. Я планирую занять ваш форт немедленно». Бакнер был весьма уязвлен таким «неблагородным и неджентльменским ответом». В конце концов, именно он одолжил нищему Гранту денег, чтобы помочь тому добраться до дома после отставки из армии в 1854 году. Как бы то ни было, у Бакнера не оставалось иного выбора, кроме как капитулировать вместе с 12–13 тысячами человек [755] . Когда новости об этом достигли Севера, то зазвенели колокола церквей и раздались пушечные салюты, возвещая о великой победе. Линкольн произвел Гранта в генерал-майоры, сделав его вторым человеком на западном фронте после Хэллека. Всего восемь месяцев назад Грант был всеми забытым бывшим капитаном с сомнительной репутацией, а теперь его имя пропечатали во всех газетах страны.

Стратегические последствия этой кампании на данном этапе войны оставались наиболее важными. Примерно треть армии Джонстона на театре Теннесси — Кентукки была выведена из строя. Половина его оставшихся сил находилась в Нашвилле, а другая половина — в Колумбусе, что в 200 милях от Нашвилла. Между ними же находился победоносный враг, контролировавший все реки и железные дороги. Еще не нюхавшая пороху Огайская армия Бьюэлла подходила к Нашвиллу с севера, тогда как только что образованная союзная Миссисипская армия под командованием Джона Поупа угрожала Колумбусу с другого берега Миссисипи. 23 февраля Джонстон вынужден был эвакуировать Нашвилл, который стал первой столицей штата Конфедерации и первым ее важным промышленным центром, перешедшим в руки северян. Несколько дней спустя гарнизон Колумбуса также оставил город. Весь Кентукки и большая часть Теннесси оказались под военным контролем федералов, которым досаждали лишь партизаны и периодические кавалерийские рейды мятежников, которые отныне стали отличительной чертой данной местности. Форты конфедератов еще удерживали реку Миссисипи вдоль границы с Теннесси, но и они казались обреченными. New York Tribune, точный барометр общественного мнения северян, достигла пика оптимизма, равного «по высоте» глубине отчаяния после Булл-Рана: «Дело Союза победоносно распространяется по всем регионам страны. Каждый наш удар вселяет страх в сердца мятежников. Они охвачены паникой или пребывают в отчаянии. Не нужно быть пророком, чтобы предсказать скорый конец войны» [756] .