Необычайно высокий мужчина ждал на ступенях с большой вороной на мощном плече. Он опирался на витой посох с кристаллом на одном конце и был облачён в алые одежды алхимика или шамана. Длинные чёрные волосы были собраны кожаным шнурком на затылке.

Танис не могла отвести от него взгляда. Как и от Дэша, от этого незнакомца веяло властью и опасностью. Неприкрытая сила, которая словно вызывала отчаянных бросить ему вызов.

Честно говоря, в его чертах просматривалось сходство с Дэшем — за исключением глаз, леденящего синего цвета.

Сердце Танис забилось быстрее.

Дэш остановился.

Танис потребовалось мгновение, чтобы спешиться. И только тогда, когда Дэш обернулся человеком, незнакомец пошевелился. Он цокнул языком и холодно посмотрел на неё.

— Стоит ли мне знать, что вы натворили на этот раз, Ваше Величество?

Танис перевела взгляд на Дэша — в его глазах читалось раздражение.

— Полагаю, Халла уже всё рассказала, иначе ты бы не стоял здесь с таким выражением лица.

— Но почему, Дэш? Почему? И я сейчас не о том, что ты сделал её человеком. Ты и сам прекрасно знаешь, о чём речь.

Ворона каркнула.

Дэш тяжело вздохнул.

— Танис, это Рипер и Кразис. Рипер — раздражающий тип. Можешь его смело игнорировать. Я так делаю большую часть времени. — Он перевёл взгляд на Рипера. — И вообще, почему ты здесь? Разве не должен быть в Ликордии, охранять мой трон и раздражать кого-нибудь другого?

Рипер фыркнул.

— Нам нужно поговорить. Наедине.

— У меня несварение каждый раз, когда я слышу от тебя эти четыре слова.

Мартен подошёл и хлопнул Дэша по спине:

— Тебе очень не понравится то, что он скажет. — Он прошёл мимо и протянул руку Танис. — Пойдёмте, миледи. Пусть они поговорят, а мы осмотрим дворец. Внутри он ещё восхитительнее.

Танис очень хотелось узнать, что происходит, но она не посмела настаивать. Взяв Мартена под руку, позволила ему увлечь её прочь.

Дэш проводил её взглядом, затем повернулся к Риперу. По его позе было видно: новости плохи. Очень плохи.

— Что случилось?

Рипер молча протянул ему сложенный пергамент.

— Я отправил Ронана, Кадока и Мисчиф в Ликордию с Кразис, а сам пришёл за Дови.

— И, я полагаю, Кразис вернулась с этим после их прибытия?

— Всё верно, — подтвердила ворона, взъерошив перья.

Дэш с мрачным предчувствием развернул пергамент и начал читать отчёт Ронана. Как он и опасался, за смертью его сестры стояла Керина.

Но настоящим ударом стало то, что в его королевство вторглись.

— Значит, Мира официально захватила мой трон и армию.

Рипер поморщился.

— По крайней мере, она так думает. Но я уверен: Адерин и Кроннель всё ещё контролируют войска. Хотя я, в отличие от тебя, не доверяю Кроннелю. А вот Адерин — одна из нас. Её армия будет сражаться до последнего по твоему приказу.

Прекрасно.

— Почему Мира всё ещё жива? Она не могла вторгнуться без последствий. Почему апбасверы не напали на неё?

Рипер помедлил.

— Из-за мелкой формальности. Её брат получил от тебя приглашение привести армию в Ликордию.

— Я не отправлял приглашений кентаврам.

— Подделка чертовски хороша. Настолько, что прошла проверку у апбасверов. Поэтому Мира и воспользовалась ею от имени брата.

Гнев охватил Дэша. Вся суть контрактов на плоти апбасвера была в том, чтобы гарантировать их вечное соблюдение. Нарушивший контракт не мог скрыться — его бы выследил и уничтожил сам апбасвер.

Единственный способ избежать наказания — убить носителя контракта (почти невозможно) или найти лазейку... такую, какую нашла Мира.

Дэш с трудом сдерживал желание разорвать кого-нибудь на куски.

— Где Дови? — спросил он.

— Позади тебя.

Дэш напрягся, услышав этот низкий, хриплый голос — совсем не тот, который ожидаешь услышать от эльфийского аристократа. Но ведь Довидар был бастардом. Обычно он вообще не говорил. Чтобы вытянуть из него хотя бы слово, требовался королевский указ.

Два — это уже чудо.

Довидар был не просто жертвой Миры и её двора. Его предали куда раньше — ещё до рождения. Эльфийка королевской крови, его мать, отказалась назвать имя отца, и эта тайна стоила ей всего. А её сыну — почти всего. Его отправили к позору и нищете, к родственникам, презиравшим его и винивших в своей нищете. Лишённый титулов, репутации и родительской любви — он знал цену предательству. И цену выживания.