Лешка обмер, получилось ровно так, как Буденный и говорил. Настучали да еще и все переврали, кобыльи обмудки.

Но Сталин неожиданно улыбнулся:

— Однако, порой спрашивать строго можно и даже нужно. К сожалению, очень многие не имеют никакого понятия о революционной сознательности и наш долг напомнить им о ней. Ваше предложение направить на заводы военных кураторов очень уместно. Так мы избежим проволочек, «испорченного телефона» и наведем революционную дисциплину. Ваше предложение о профессионально-технических училищах прямо при заводах, прямой разнарядке на них по школам с детдомами и строгом госконтроле над обучением тоже очень правильно и своевременно. Вы стоите на правильном пути, товарищ Турчин. У вас все хорошо? Есть проблемы? Что с бытовыми условиями? У вас же двое детей! Что с жильем? Хватает места?

Сталин оглянулся на одного из своих сопровождающих, отчего тот сразу побледнел словно труп.

— Все хорошо, товарищ Сталин! — четко ответил Лекса. — Всем необходимым семья обеспечена.

— Хорошо, хорошо, — генеральный секретарь недовольно нахмурился. — Нам известна ваша скромность, но мы требуем, чтобы вы отвечали честно…

Сталин задал еще несколько вопросов и ушел, а Лекса, мокрый как мышь, помчался к начальству. Непонятно с какой стати, любое общение со Сталиным, даже в дружеских интонациях, выходило для него очень тяжелым.

— Товарищ первый помнач…

— Увольте, Алексей Алексеевич, обойдемся без официоза, — Шапошников доброжелательно кивнул и крепко пожал руку Лексе. — Присаживайтесь.

В отличие от Сталина, в общении с Шапошниковым Алексей чувствовал себя в полном порядке.

— Хочу вам сообщить, что руководство страны согласилось с выводами комиссии, в скором времени будет принято официальное решение, — спокойно сообщил Шапошников. — Отдельно руководство отметило ваш вклад и ваши рекомендации. Все необходимые меры будут приняты. Товарищ Буденный в красках рассказывал… — Борис Михайлович еще раз улыбнулся, — как вы наседали на оружейников. Правда стучали пулеметами об землю? Стреляли у них над ухом? Нет, так и знал, что Семен Михайлович слегка приукрасил. Хотя он рассказывал очень увлекательно. Похвально, похвально, вижу, что не ошибся в вас.

Лекса стоял как истукан и отчаянно старался не покраснеть.

Голос Шапошникова вдруг стал деловым и серьезным.

— Но пришла пора нового поручения, — он пристально посмотрел на Лексу. — Вы знаете значение термина «активная разведка»?

Лекса оторопел, его словно веслом по башке огрели.

«Какая, кобыле в трещину, разведка? — пронеслось у него в голове. — Где я и где разведка? Вы меня еще внедряться к Пилсудскому направьте, чтоб вас! Нет, не хочу! Направьте на завод, в Тулу или Ковров, да хоть обратно в Туркестан, недобитых басмачей гонять. Придумали, тоже, разведка. И плевать, активная она или пассивная…»

Но после того, как Шапошников все объяснил, возмущение моментально сошло на нет. Как выяснилось, Алексей крайне неверно интерпретировал термин «активная разведка».

Получив указание завтра явиться на инструктаж, Лекса отправился домой. С одной стороны, очередное задание сильно заинтересовало и увлекло его, а с другой, предстояло очередное расставание с семьей, причем на неизвестное время. И вот это, как раз сильно удручало и злило.

— Азизим! — Гуля, как всегда, бросилась ему на шею, но что-то в ее голосе Алексея сразу насторожило.

И почти сразу же он заметил, что у жены припухшие и красные глаза, словно она плакала. Что само по себе являлось очень странным, так как Гуля никогда не плакала, вообще никогда. А еще чуть позже, Лексе стало ясно, что, судя по всему, Машка тоже совсем недавно заливалась слезами. Мало того, у нее распух нос, а под глазом наливался шикарный фингал.

— В чем дело? Что случилось?

Маша с Гулей переглянулись.

Лекса нахмурился, сел на диванчик и внимательно посмотрел на жену и дочь.

— Говорите. И где Сашка? Опять замели?

В том, что дело в приемном сыне, он уже даже не сомневался.

— Только не ругайся, азизим… — всхлипнула Гуля.

— Он ничего не воровал и никого не грабил, совсем наоборот! — с надрывом воскликнула Машка. — Это я во всем виновата! То есть… — она запнулась. — То есть, не я, но…

Алексей вздохнул. Мелькнула настоятельная мысль немедленно сдать к чертовой бабашке непутевых чад в детдом строгого типа. Но, как всегда, сразу испарилась. Машку и Сашку он уже воспринимал, как своих родных детей. Непутевых, но своих.

— Говори…

— Тут такое… — Маша опять замялась. — В общем, как обещали, мы завязали. Совсем завязали. Ну и объявили своим. Молчать нельзя, надо объявить, чтобы правильно было. Ну а там… — она полезла пальцем в нос.

Гуля вздернула бровь, в воздух немедленно взвилось полотенце и хлестко влепилось девчонке по ноге. В части нарушения неписанных правил поведения дома, она с детьми особо не церемонилась. Но, как бы странно это не звучало, крайне строптивые Машка и Сашкой воспринимали все правильно и не обижались.