— Не сработало! — мой шепот был полным отчаяния. Голос предательски сорвался.

Но выстрел сработал в другом. Он привлек гиганта. Желтые глаза, холодные и бездушные, мгновенно нашли Айко. Сука! Мысль пронзила мозг, как нож. Василиск забыл на время про Хану. Его мускулистое тело сжалось пружиной… и он рванул к Айко! К девушке, которая была слишком близко к краю пирамиды, чтобы суметь увернуться. Вода же была верной смертью.

Мои инстинкты взвыли: «Сделай уже хоть что-нибудь!» Ощущая свою беспомощность я вытянул вперед свою каменную руку, мысленно рванувшись к Белой Двери в сознании. Открой Белую Дверь! Сдвинь реальность! Хоть на сантиметр! Но… Белая Дверь оказалась глуха к моим мольбам. Ее стук, навязчивый и далекий, доносился только откуда-то со стороны главной пирамиды, залитой черной водой. Здесь, в этом мифе, на этой проклятой арене, моя сила была бесполезна. Я был просто человеком. Беспомощным. И обреченным смотреть, как монстр сожрет Айко, а потом и меня.

Когда челюсти, пахнущие смертью, уже были готовы сомкнуться над фигуркой девушки, раздался яростный, нечеловечески громкий вопль:

— НЕ ИГНОРИРУЙ МЕНЯ, ЖАБА ПЕРЕРОСТОК! — с праведным гневом в голосе.

Это была Хана. Моя безумная, отчаянная ученица. Она не просто кричала, о нет, она, используя гигантское тело змея как трамплин, совершила невероятный прыжок. Серебристый клинок вонзился в чешую на спине монстра, послужив точкой опоры на мгновение. Хана, как белка, взметнулась вверх по его телу, цепляясь за выступы чешуи. За долю секунды она оказалась на самой макушке чудовищной головы, между костяных гребней.

И тут же, не теряя ни мгновения, занесла меч, целясь в ближайший мертвенно-желтый глаз, огромный, как блюдо.

Вот только Василиск почуял угрозу. Он не стал заканчивать бросок на Айко. Вместо этого он рванул головой в сторону, в бешеном, змеином рывке, пытаясь сбросить наездницу. Хана, не успевшая как следует закрепиться, потеряла равновесие. Ее фигурка кубарем полетела с гигантской головы вниз, к черной воде у подножия пирамиды.

— Высоко пошла… — мрачно выдыхаю, следя за ее падением, мое сердце ушло в пятки.

Айко была спасена ценой падения Ханы в озеро. К монстру, где у него было преимущество. Мою ученицу там просто сожрут. Я должен был что-нибудь сделать. И я даже знал что… Знание вспыхнуло в сознании, холодное и опасное, как лезвие. Моя маска. Мне предстояло перестать быть Кацураги-неудачником, шарлатаном с украденной судьбой. Я должен принять чужое имя, чужую силу, стать сосудом для легенды. Рискнуть всем, что осталось от «меня».

— Да и похуй на неудачника, — с мрачной решимостью идти до конца, произношу.

Я уже точно знал, чью легенду украду. Персей. Имя пронеслось в сознании, как удар колокола. Сын Зевса и смертной женщины. Убийца Горгоны Медузы. Герой, чей подвиг породил самого Василиска из капель крови убитой Медузы, упавших на ливийские пески, и родился Царь Змей. Ирония судьбы? Или высшая справедливость мифа? Если кто и мог справиться с этим порождением древнего ужаса, так только он. Персей не был титаном, как Геракл, не обладал неуязвимостью Ахиллеса. Он был смертным, чьим оружием были хитрость, божественные дары… и невероятная, почти безрассудная удача. И что важнее, его легенда не несла в себе безумия или тьмы. Возможно, влияние на меня будет… минимальным? Хотя кто его знает, что значит «минимальное» при слиянии с героем Эллады.

Использовать подаренную маску… это значило распахнуть дверь в себя для чужой души. Рискнуть быть поглощенным славой Персея, раствориться в его героическом блеске. Но смотреть, как Хана барахтается в черной воде, куда уже скользила гигантская тень Василиска, я не мог. Каждая секунда промедления могла стоить смерти моей отважной ученице.

Тихо, как перед прыжком в бездонный колодец, я выдохнул. Решимость, острая и холодная, заменила мне страх. Я выпрямился во весь рост, игнорируя боль в теле, и произнес единственное слово:

— Персей, — ощущая в этом слове незримую силу.

Мир будто взорвался изнутри, а перед моим внутренним взором пронеслась целая жизнь:

Буря. Ковчег Данаи, брошенный в море деспотом-дедом. Ярость Посейдона. Страх матери.

Серифос. Унижения. Жадный взгляд царя Полидекта. Приказ: «Принеси голову Горгоны!» Смертный приговор в красивой обертке.

Боги-покровители. Афина — мудрая, жесткая, дарящая отполированный до зеркального блеска щит. Гермес — хитрый, быстрый, вручающий острый, как лунный серп, адамантиевый меч и крылатые сандалии. Гадес — незримый, дарующий шлем Аида, скрывающий носящего.

Грайи. Старухи с одним глазом на троих. Погоня. Хитрость. Похищенный глаз. Выторгованная дорога к Горгонам.

Спящие Горгоны. Каменные изваяния их жертв. Щит-зеркало. Отражение спящего ужаса. Удар серпа! Шипящая кровь Медузы! Полет на крыльях страха!

Андромеда. Цепь на скале. Жертва морскому чудовищу. Крылья на пятках. Удар с небес. Освобождение.

Возвращение. Камень взглядом Медузы. Полидект и его двор — застывшие изваяния. Справедливость.