Шрифт:
Англия торговала с Японией, но, чтобы она ее захватила? Нет, такого никогда не было, даже США этого не сделала, обстреляв наши города из палубной артиллерии, применив ядерную бомбу, чтобы сломить наш боевой дух, хотя все и так шло к тому, что мы проиграем, было совсем ни к чему применять столь ужасающее оружие. Наша нация стала первой, что ощутила на себе оружие судного дня. И нам не понравилось.
— Нет, — Айко резко перебила, ее лицо стало жестким. — Именно Японию. Нашу историю… переписали. Моя мать… до того, как стать Сейлор-химэ… сражалась с британскими оккупантами за независимость. Потом… все изменилось. Словно этого никогда не было, но отголоски… они остались. Здесь в Мансусе, подобно шрамам на плоти нашего мира.
С каждым словом Айко мое лицо все больше походило на маску. Очередная «детская» страшилка, либо же все это было взаправду? Кто-то обладает достаточной силой, чтобы буквально переписать саму ткань истории? Это звучало крайне невероятно, но словно очередная теория заговора с желтых страниц.
— Историю… перезаписали? — осторожно уточняю, чувствуя, как по коже снова бегают мурашки, но в этот раз совсем не из-за холода.
— Да, — подтвердила Айко, ее голос был тихим, но каждое слово падало, как камень в черную воду нашего неведения. — Это действительно возможно с помощью Пути Возвышения. Когда человек достигает пика своей мощи, Часа своего Пути… он получает шанс. Шанс изменить реальность. Переписать историю под себя. Стереть неугодное, вписать нужное…
Слова девушки тихим эхом отдавались в моем разуме. Значит, нашу историю действительно переписывали, причем не один раз. Под нашими взглядами Айко бросила быстрый, оценивающий взгляд на мрачные руины вокруг.
— Эта сила невероятно опасна, она главная причина, по которой Бюро Умолчания охотится на мистиков, но еще больше… — Айко сделала паузу, ее пальцы сжали влажный камень крыши, — они охотятся за артефактами и книгами. За всем, что может дать ключ к Возвышению. К власти над самой тканью бытия. Некоторые даже шепчутся, что Бюро само хочет переписать историю, вычеркнуть из нее Мансус и чудеса.
Хана замерла, видимо и на нее произвело впечатление, сказанное Айко, она даже перестала отжимать свои мокрые волосы. Ее единственный видимый глаз, широко открытый, отражал тусклый свет и бездну открывшейся перспективы.
— И… — раздался мой хриплый голос в образовавшейся тишине, — сколько раз? Сколько раз историю… переписывали?
Айко покачала головой, тень сомнения и усталости скользнула по ее лицу.
— Минимум четыре раза. Но точное число… — она пожала плечами, жест был красноречивее слов. — Боюсь, не знает никто. Знания теряются, стираются вместе с переписанным миром. Истина тонет в слоях новых реальностей, как этот город в озере, — указав на руины вокруг. — Лишь посвященные высоких рангов или слуги Великих, могут уцелеть.
Да, более наглядного примера было трудно придумать. Пораженная Хана замолчала, ее обычная бравада куда-то испарилась. Даже я, считавший себя уже кое-что понимающим в изнанке мира, ощутил, как почва уходит из-под ног. Четыре раза. Минимум. Века, империи, войны, миллионы жизней — все это могло быть иным, стертым и переписанным по чьей-то прихоти.
Возвышение и его цена… Мансус оказался куда более чудовищным и бездонным, чем я мог себе даже представить. Не просто мир чудес и монстров, а гигантский, безжалостный механизм, способный перемолоть, казалось, даже саму историю.
Тишину, повисшую над черной водой, нарушил звук. Глухой, мощный плеск где-то вдалеке, в направлении центра озера, где возвышалась главная пирамида. Как будто огромное бревно шлепнулось в воду. Или… хвост. Холодный укол страха пронзил меня. Василиск. Он вернулся в свое логово. Пировал на агентах Бюро, а теперь возвращался в святая святых — к пирамиде. Времени на размышления уже не оставалось.
— Наверх! — резко прошептала Айко, ее инстинкты сова сработали быстрее моего оцепенения. — Быстро и тихо!
Мы стали карабкаться по скользкой крыше, камни были неровными, покрытыми скользким илом и водорослями. Хана, несмотря на латы, двигалась удивительно ловко, сказывалась сверхчеловеческая ловкость Пути Грани и Ланселота. Я и Айко шли следом, цепляясь за выступы, стараясь не уронить ни камешка. Каждый шорох казался громоподобным в гнетущей тишине затопленного города. Еще один далекий плеск, ближе на этот раз, заставил нас ускориться.
***
Взобравшись на плоскую, частично разрушенную крышу небольшого храма или даже дворца, мы замерли, стараясь слиться с тенями. Отсюда открывался жутковатый вид: море черной воды, усеянное островами-руинами, и возвышающаяся, словно надгробие могильной плиты, над всем этим центральная пирамида, вершина которой терялась в полумраке под сводами пещеры. Айко припала к краю крыши, замерев, молча наблюдая за окрестностями. Ее серебристые глаза, казалось, впитывали каждый блик на воде, каждую тень между колоннами.
Через минуту, кажущуюся вечностью, она жестом подозвала нас. Ее палец нарисовал в воздухе невидимый маршрут: прыжок на следующую, более низкую крышу вон того длинного здания, потом траверс по узкому карнизу, обход полузатопленной площади и… подход к основанию главной пирамиды с наименее освещенной стороны. Маршрут был рискованным, полным потенциальных ловушек: скользкие камни, гнилые перекрытия, и вездесущая угроза в черной воде под нами.
— За мной, — ее шепот был едва слышен, но полон непоколебимой решимости. — И ради всего святого старайтесь не шуметь.