Ева

Вечер двадцатой годовщины свадьбы, ресторан «Наполеон»

— Ева, вы просто кудесница, так чудесно все тут организовали! — получаю комплимент от одного из гостей.

— Спасибо, — благодарю, стараясь, чтобы не было слышно сарказма в голосе, и бросаю взгляд на мужа.

Тот стоит рядом с непроницаемым видом. Ну, что сказать: он действительно постарался. Конечно, есть мелкие недочеты, но их увидит лишь наметанный глаз.

Интересно, муж делал все сам или через пару дней перепоручил закончить дело помощникам? Начинал точно самостоятельно, иначе не уколол бы меня по этому поводу в записке с цветами.

— Ева? — заглядывает мне в лицо Артур, улучив свободную секунду.

В его взгляде читается немой вопрос: «Что ты решила?»

Вопрос, на который у меня еще нет четкого ответа, и поэтому я медленно качаю головой.

Вижу, муж расстроен, но виду не подает.

Ну в самом-то деле, он ведь не думал, что я приму решение за один вечер?

Вчера, после нашего разговора, я сказала, что мне надо подумать, и попросила оставить меня одну. Слава богу, он не стал спорить и уехал. Хотел отвезти меня в ресторан сегодня, но и тут я отказалась, приехала сама.

Приехала, и почти сразу пришлось встречать гостей, поэтому не было времени поговорить наедине.

Наконец все приветствия закончены, гости занимают места за праздничными столами, и начинается…

Я морально готовилась к этому вечеру, но в реальности все оказывается хуже, чем я себе представляла.

Каждое поздравление, каждый тост впивается в сердце острыми иглами, рвет его на части.

— За прекрасную пару!

— За вашу любовь!

— За верность друг другу!

Я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться истерически. Неделя. Всего неделя прошла с того момента, как мой мир рухнул. А сейчас мы играем счастливых супругов.

От натянутой, механической улыбки мышцы лица устают, и периодически начинает подрагивать левый уголок губ. Приходится отпивать сок из бокала, чтобы это скрыть.

И слушать, слушать эти тосты, от которых уже подташнивает.

Практически каждый гость считает своим святым долгом упомянуть пресловутые двадцать лет. Теперь это число кажется мне насмешкой судьбы.

С каждым поздравлением мне все паршивее, а мужу хоть бы хны. Смотрю на него — сидит себе довольный. И главное — весь вечер такой галантный, внимательный, заботливый. Любящий муж. Идеальная картинка для всех присутствующих. И только я знаю правду.

Сердце немного оттаивает, лишь когда вижу, как дети радостно щебечут с гостями. Даже Полина и та улыбается, посматривая на меня и отца. Видимо, решила, что мы помирились.

А я только ради них держу лицо и не устраиваю сцену, хотя хочется. Хочется встать и сказать, что праздновать на самом деле нечего, и все могут быть свободны.

С все большим нетерпением жду, когда появится Оливер Скотт, побеседует с Пашей и Полей и уедет. Тогда без промедления уеду и я, и мне все равно, что Артур скажет гостям. Но пока что я не имею права лишать детей такого шанса из-за своих разбитых иллюзий.

Очередной тост.

— Посмотрите на них: двадцать лет прошло, а до сих пор как молодожены! — восклицает свекровь, и я едва сдерживаю усмешку. Если бы она только знала...

Да, двадцать лет я строила наш дом, нашу семью, верила в наше «долго и счастливо». А теперь этот дом с треском рушится, и я не знаю, хочу ли его восстанавливать.

Вчерашние извинения Артура до сих пор звучат в ушах. Раньше я верила каждому его слову безоговорочно. А теперь не знаю, стоит ли.

К тому же заевшей пластинкой в памяти крутятся слова Наташи: «Единожды предавший предаст снова».

Мне уже совсем невмоготу от этой нескончаемой внутренней баталии: давать Артуру шанс или нет. Часть меня этого хочет, другая противится.

Я смотрю на наши с Артуром свадебные фотографии, которые крутятся в презентации на большом экране. Молодые, счастливые лица. Глаза помимо воли наливаются влагой — как мы тогда любили друг друга…

Муж ловит мой взгляд, сияет широкой улыбкой, внимая поздравлению матери.

Меня аж зло берет. Чему он радуется? Мне вот совсем не весело. Может, думает, что я точно его прощу, раз сказала, что все еще люблю?

Я отворачиваюсь, делая вид, что поглощена содержимым своей тарелки. Не могу сейчас смотреть на него.