— Ура! — крикнул он, распахнув глаза от радости.

Я улыбнулся в ответ:

— Видишь? Всё возможно. Только не забывай про защиту. Левая рука прикрывает голову. Локоть прижат к корпусу. Ударил — и сразу снова в защиту. Противник не будет ждать, пока ты раскорячишься.

Мы продолжали тренироваться — медленно, терпеливо. Сначала прямые, потом боковые удары. Потом простые связки. У Грэга начали гореть глаза. Он старался. И это было лучше любой благодарности.

Когда мои ладони начали ощутимо ныть от бесконечных ударов, я поднял руки и потряс их.

— Чёрт, приятель, — рассмеялся я, — ты меня прибил. Отличная работа.

— Спасибо… — прохрипел он, тяжело дыша. Лицо его покраснело от напряжения. — Можно перерыв? Руки как желе стали. Я вообще никогда не был сильным. Даже не представляю, как ты умудряешься плавать на такие расстояния… Хотя на самом деле это всего лишь…

Он осёкся.

Сначала я не сразу уловил, что он хотел сказать. Но потом до меня дошло.

И холодок пробежал по коже.

Грэг побледнел, зажал рот рукой, втянул голову в плечи, как нашкодивший щенок.

— Что ты имеешь в виду? — медленно спросил я, сжимая ладони в кулаки, чтобы не выдать своего волнения. — Грэг, как ты мог видеть, как я плаваю?

— Я… эммм… — он замялся, начал мяться, лепетать несвязные отговорки.

— Грэг! — резко оборвал я его. Это было не похоже на обычную детскую выдумку. Что-то здесь было не так. И я уже догадывался, в какую сторону.

Он глубоко вдохнул, поднял взгляд и прямо, не моргая, встретил мой:

— Я правда видел, как ты плаваешь, — признался он. — Это… снится мне. Почти каждую ночь.

— Ты… подожди… что? — я помотал головой, пытаясь уложить в голове то, что только что услышал от Грэга. — Как ты вообще можешь видеть мои сны?

— Забудь, что сказал! — мальчишка всполошился, закричал и рванул к двери. — Уже поздно, думаю, надо загнать поросят в сарай!

— Грэг… — я окликнул его, стараясь говорить спокойно, не давить, но внутри у меня всё сжалось: мне было важно понять, что за чертовщина творится.

Ребёнок не обернулся. Ловко проскользнул мимо меня и исчез за боковой дверью.

— Грэг, стой! — крикнул я и бросился следом.

На бегу сокращая дистанцию, я услышал, как он, захлёбываясь рыданиями, лихорадочно бормочет себе под нос одно и то же слово:

— Дурак, дурак, дурак…

Я вновь позвал его, но Грэг словно не слышал — или не хотел слышать. Его трясло от сдерживаемых эмоций, и он явно был слишком занят самобичеванием, чтобы обращать внимание на мои крики.

Мальчишка, судя по всему, решил срезать путь через двор и попытался перемахнуть через забор. Но… попытался — ключевое слово. Зацепившись носком ботинка за верхнюю перекладину, он неуклюже перелетел через неё и грохнулся оземь.

— Ай! — коротко вскрикнул он, несколько раз перекувырнулся и уселся на задницу, громко ойкнув от боли.

Грэг подтянул колени к груди, обнял их руками и, уткнувшись в них лицом, снова принялся шептать:

— Дурак, дурак, дурак… — и бился лбом о собственные предплечья. Потом всхлипнул и замер.

Я остановился в паре шагов, не подходя сразу. Просто стоял и смотрел. Он больше не пытался убежать, и судорожные приступы, вроде бы, схлынули.

Подошёл ближе, опустился рядом на небольшой холмик, поросший мягкой травой.

— Просто посижу тут с тобой, — спокойно сказал я, чтобы он знал: не будет ни крика, ни допросов.

Опёрся локтями на колени и, стараясь не смотреть прямо на Грэга, уставился на пастбище. Кельвин и Том мерно жевали сочную траву, казавшуюся особенно зелёной в свете закатного солнца.

Солнце уже клонилось к горизонту, окрашивая всё вокруг в тёплые, медные оттенки. Я вдруг подумал, что дни здесь заметно короче. И напомнил себе в который раз: мы не на Земле, и здесь всё идёт по другим законам. Даже время.

Тишина, лёгкий вечерний ветер и умиротворённая картина пастбища постепенно подействовали на Грэга. Он придвинулся ближе, осторожно навалился на меня сбоку, будто ища защиты, но голову так и не поднял.

— Пожалуйста, не злись на меня, — глухо пробормотал он, уткнувшись лицом в колени.

— Я не злюсь, — ответил я тихо и похлопал его по спине, как ободряют маленьких детей. — Просто растерян. И очень за тебя волнуюсь. Но злости нет, честно.

— Я обещаю… больше так не делать… — пробормотал он, полувсхлипывая.