Наш следующий удар столкнулся в воздухе, создав ударную волну, которая разметала остатки ландшафта на километры вокруг. Циарин отлетел, перевернувшись несколько раз через голову.

Когда он поднялся, я увидел это впервые за весь бой — в его глазах мелькнуло нечто, чего я не видел даже у Умсы в последние моменты. Чистое, неразбавленное отчаяние. Он понимал — баланс изменился. Игра, которую он считал своей, внезапно вышла из-под контроля.

— Ты… ты не должен… — он задыхался, его броня трещала по швам. — Это мой мир! МОЙ ЗАКОН!

Воздух Улья содрогнулся, будто гигантский колокол ударил где-то в самой сердцевине этого искаженного мира. Циарин отпрянул, его хитиновые лапы с крючковатыми когтями впились в почерневшую землю, оставляя глубокие борозды.

Его тело покрылось сетью трещин, сквозь которые пробивалось ядовито-фиолетовое свечение. Каждая пластина его брони дышала, расширялась и сжималась, но без какого-либо заметного такта, будто в безумном припадке.

— Ты… ты думал, что сможешь просто прийти сюда и… — его голос теперь напоминал скрежет металла по стеклу. — НИКОГДА! — этот вопль разорвал пространство, заставив треснуть ближайшие скалы. — Я не стану твоим рабом! Не превращусь в жалкую курицу! Я — ЦИАРИН!

Его передние конечности взметнулись вверх, и в этот момент мир вокруг нас агонизировал.

Закон тиранической узурпации пробудился с такой силой, что мои кости затрещали под его давлением. Из земли реального мира вырвались черные щупальца энергии, похожие на корни мертвого дерева. Они впивались во все живое с ненасытной жадностью.

Деревья, еще секунду назад шелестевшие листьями, мгновенно превращались в иссохший скелеты. Их кора чернела и осыпалась, обнажая белесую древесину, которая тут же рассыпалась в пыль. Горели города, наполненные людьми, которые даже не понимали, что стали топливом для ярости своего повелителя.

— Чувствуешь? — Циарин склонил голову, его мандибулы щелкали в такт словам. — Это вкус настоящей силы. Не твои жалкие аспекты, не украденные законы… Моя власть абсолютна здесь!

Я ощутил, как давление его Закона на меня ослабло — он перенаправлял всю энергию на уничтожение собственного мира. Его тело начало мутировать с пугающей скоростью: хитиновые пластины лопались, обнажая пульсирующую плоть, из которой прорастали новые конечности — то ли руки, то ли жвала. Его рост увеличился вдвое, тень от его фигуры накрыла меня целиком.

Целый хор предсмертных воплей, сливающихся в жуткую симфонию, звучал в моих ушах. Я знал, что это — жители Улья, чьи жизни высасывались за считанные секунды. Их энергия струилась к Циарину черными реками, вливаясь в его искаженное тело.

— Видишь это?! — он простер вперед одну из новых конечностей, и я увидел, как кожа на ней лопается, обнажая пульсирующие фиолетовые вены. — Это цена твоей наглости! Ты хотел моего мира? Получай его — мертвым и пустым!

Я почувствовал, как мои атрибуты напряглись до предела. Трансформация искажала мое тело, превращая кожу в броню, пальцы — в когти.

Гигантизация наполняла мышцы стальной силой, а аспект льва сжимал энергию внутри меня, готовя к смертоносному выбросу. Но даже этого было недостаточно.

Циарин перешел все границы. Он не просто сражался — он уничтожал собственный мир, чтобы победить меня. Против такого уже нельзя было действовать даже немного бездумно.

Я разомкнул челюсти, ощущая, как аспект чревоугодия пробуждается глубже, чем когда-либо. Если он хочет сжечь этот мир — я пожру его первым. Моя глотка раскрылась, как бездонная пропасть, готовая поглотить саму тьму.

— Давай же, пожиратель, — прошипел Циарин. — Покажи, на что способен настоящий голод!

В этот момент пространство между нами взорвалось ослепительной вспышкой. Черные щупальца его Закона столкнулись с моим чревоугодием, и мир Улья застонал под этим напором. Камни плавились, воздух горел, а небо раскололось, обнажив пульсирующую плоть самого мира.

Мои кости затрещали, ломаясь и перестраиваясь с пугающей скоростью. Я чувствовал, как рёбра раздвигаются, образуя дополнительный защитный каркас, а позвоночник вытягивается, становясь гибким, как стальной хлыст.

Кожа на руках потемнела, покрываясь трещинами, из которых проступала чёрная, маслянистая субстанция — физическое воплощение того самого голода, что мучил меня в заточении. Мои пальцы удлинились, превратившись в изогнутые когти. Челюсть вытянулась вперед, обнажая ряды острых, иглоподобных зубов.

И это было только начало.

На моих запястьях активировался доспех Дарвы, быстро покрывая тело слоем черно-золотой брони, если судить по одному лишь весу, будто бы выкованной из ядра звезды.