Ко второму десятилетию XIX века цели и социальный состав этих ранних городских филантропических начинаний изменились. Обычные люди среднего достатка, обычно благочестивые приезжие из сельской местности, сменяли старых патерналистских дворян в качестве руководителей благотворительных обществ. При этом они трансформировали эмоциональные узы, связывающие их с объектами своей благотворительности, заменив благодарность моральной чистотой.

В 1780-х и 1790-х годах патриции организовывали благотворительные общества для лечения больных, помощи овдовевшим матерям, приюта сирот, питания заключенных должников или спасения утопающих из чувства христианской ответственности и патерналистского сострадания, подобающего их благородному социальному положению. Часто казалось, что их больше интересует, как их благодеяния отразятся на их собственных чувствах, чем на том, что они могут сделать для объектов их сострадания. «Как славно, как богоподобно, выступить на помощь… бедствующим», — заявил в 1793 году в своей речи двадцатичетырехлетний ДеВитт Клинтон, выпускник Колумбийского университета, новоиспеченный масон и племянник губернатора Нью-Йорка. Просвещенные заботливые дворяне, подобные Клинтону, хотели лишь «остановить слезы печали; обезоружить страдания от их дротиков; разгладить подушку увядающего возраста; спасти от клыков порока беспомощного младенца и распространить самые живые радости на всю семью разумных, бессмертных существ». [1226] Патерналистские акты благотворительности дворян, подобных Клинтону, были бескорыстными делами сочувствия к людям, чей характер или поведение они не ожидали коренным образом изменить. Все, чего они ожидали, — это чувства зависимости и благодарности со стороны получателей помощи.

Однако это была не та благодарность, в которой были заинтересованы или на которую рассчитывали основатели новых реформаторских институтов из среднего класса. Новые реформаторы хотели привить людям не почтение и зависимость, а «правильные моральные принципы»; они стремились изменить реальное поведение людей. Эти средние реформаторы изменили себя, часто путем напряженных усилий по самосовершенствованию и тяжелой работы. Почему же другие не могут сделать то же самое? Они считали, что сострадательная благотворительность патерналистски настроенных дворян не способна решить проблему бедности. Более того, в некоторых случаях, по их мнению, она усугубляла проблему; многие утверждали, например, что благотворительность без разбора для бедных только увековечивает бедность. «Не давайте людям, способным работать, чтобы заработать на жизнь», — заявлял один из критиков традиционной патерналистской благотворительности в 1807 году. «Не поддерживайте вдов, которые отказываются отдавать детей на воспитание. Не позволяйте облегчать средства к существованию тем, кто не работает, по сравнению с теми, кто работает». [1227]

Вместо того чтобы просто облегчать страдания несчастных, как это делали прежние патерналистские дворянские и благотворительные ассоциации, новые реформаторы среднего класса стремились создать учреждения, которые могли бы добраться до источников бедности, преступности и других социальных зол, главным образом путем подавления пороков — азартных игр, пьянства, нарушения субботы, сквернословия, скачек и других проявлений распутства, — которые, предположительно, были причиной этих зол. Реформаторы морали из среднего класса стремились устранить таверны и букмекерские конторы, искушавшие слабых и впечатлительных людей, и создать учреждения, такие как школы и тюрьмы реформаторского типа, которые прививали бы людям должное уважение к морали. Многие реформаторы среднего звена стали выступать против сексуальной свободы и распространения бастардизма, которые были характерны для ближайших послереволюционных десятилетий. «Проституция женщин, которая в значительной степени преобладает во всех больших городах, — писал издатель Мэтью Кэри в 1797 году в одной из первых работ, посвященных реформе проституции, — может быть уменьшена путем поощрения их к различным занятиям, которые им доступны». Но, по мнению Кэри, ещё важнее, чем работа, для удержания женщин от проституции была религия, особенно «обучение в школах первого дня или воскресных школах». [1228]

АМЕРИКАНЦЫ НЕ ОГРАНИЧИВАЛИ свой дух реформ только Соединенными Штатами и их собственными гражданами. На протяжении всего периода они создавали многочисленные миссионерские общества, чтобы донести Библию и различные трактаты, школьные учебники, заветы и другую благочестивую литературу до язычников, сначала на североамериканском континенте, а затем и в самых отдалённых уголках земного шара. В 1787 году в штате Массачусетс было основано Общество распространения Евангелия среди индейцев и других народов Северной Америки. В течение следующих тридцати лет было создано ещё несколько крупных миссионерских обществ на уровне штатов и регионов, большинство из которых поддерживалось частными завещаниями. Нью-Йоркское миссионерское общество, созданное в 1796 году, стало первой добровольной межконфессиональной организацией, призванной распространять Евангелие среди индейцев. В 1801 году Коннектикутская ассамблея совместно с пресвитериански настроенным духовенством Коннектикута приняла План союза, который призывал миссионеров в новых поселениях на Западе и в других местах объединяться с конгрегационалистами для их взаимной пользы. Большинство этих миссионерских обществ издавали журналы, чтобы собрать деньги и поддержать реформаторский дух. В 1802 году группа женщин из Бостона создала Центовый институт и договорилась откладывать по одному центу в неделю в ящики для лепты с целью «приобретения Библий, псалмов и гимнов доктора Уоттса, букварей, катехизисов, божественных песен, жетонов для детей и т. д.», которые будут распространяться Массачусетским миссионерским обществом, основанным в 1799 году. [1229]

Вскоре, однако, цели этих миссионерских обществ вышли за пределы североамериканского континента, тем более что распространение французской неверности, казалось, угрожало будущему христианства во всём мире. В 1804 году Массачусетское миссионерское общество начало искать новообращенных за пределами Америки, а Институт Сента теперь считал себя «занятым отправкой Евангелия в земли, не просвещенные его благодатными лучами», где бы они ни находились. Идея женских благотворительных обществ стала настолько популярной, что её подхватили английские реформаторы. Действительно, на протяжении всего этого периода американские миссионерские общества, большинство из которых находилось в Новой Англии, поддерживали тесные связи и переписку со своими британскими коллегами, и поэтому большинство из них были в достаточной степени англофильскими федералистами. Вскоре женщины Массачусетса ежегодно собирали по несколько тысяч долларов на нужды миссий в таких далёких странах, как Африка, Ближний Восток, Восточная Азия, Индия и Южные моря. [1230]

В 1810 году группа энтузиастов создала Американский совет уполномоченных по иностранным миссиям, который на следующие полвека стал крупнейшей организацией, занимающейся отправкой добровольцев за границу. Организаторы оправдывали свои усилия единством человечества и необходимостью донести обещание христианского спасения до бедствующих душ повсюду. Но зарубежные миссии были не просто религиозной обязанностью; они были, по словам спонсоров, особой американской обязанностью. По их словам, Соединенные Штаты, как никакие другие страны, обладают средствами и посланием, чтобы принести республиканскую цивилизацию всему миру. [1231]

ПОЖАЛУЙ, САМОЙ ГУМАННОЙ реформой, привлекшей наибольшее внимание мировой общественности, стала попытка американцев создать новую систему уголовных наказаний. Поскольку колониальные власти считали низшие слои населения неспособными самостоятельно сдерживать свои страсти, они пришли к выводу, что потенциальных преступников можно контролировать только с помощью страха или силы. Поэтому в колониях стандартными наказаниями были забивание столбов, порка и уродование тел преступников, а публичное исполнение этих телесных наказаний на глазах у местных жителей, вероятно, обладало дополнительным преимуществом — устрашало и отпугивало зрителей. В Бостоне XVIII века мужчин и женщин вынимали из огромной клетки, в которой их привезли из тюрьмы, привязывали голыми к столбу на Стейт-стрит и били плетьми тридцать или сорок раз «под крики преступников и рёв толпы». [1232]

Повсюду в колониях XVIII века преступников били по голове и рукам и часами подвергали оскорблениям и поношениям со стороны зрителей. Колодки даже перемещали, часто в конкретные районы проживания преступников, чтобы заставить их испытать чувство вины за свои преступления и преподать урок наблюдателям. При любом наказании власти стремились выставить преступника на всеобщее поругание, а в случае с самыми низкими преступниками — навсегда изувечить его. Люди с клеймом на лбу или обрезанными ушами были навсегда обречены на презрение со стороны близких людей, в которых они жили, и служили наглядным уроком для всех о последствиях преступлений.