Когда Бьюкенен добавил, что ничто не может быть «более справедливым», чем такое урегулирование, [517] он обошел стороной тот факт, что республиканцы верили в исключение конгресса и что демократы Севера и Юга расходились во мнениях относительно времени, когда местное исключение может стать эффективным. Но он понимал, что вопрос был конкретным, а не теоретическим. Это был вопрос о статусе штата Канзас, и если он сможет создать ситуацию, которая даст каждому жителю Канзаса свободный и независимый голос в принятии решения о том, должна ли эта территория быть рабовладельческим или свободным штатом, он будет на пути к решению. Но чтобы добиться этого, ему нужно было создать нечто лучшее, чем существующее в Канзасе непростое перемирие. Он должен был дать территории губернатора, достаточно сильного, чтобы навести порядок и одержать верх над враждующими элементами, и достаточно беспристрастного, чтобы завоевать доверие антирабовладельцев, которые испытывали такое глубокое недоверие к территориальному правительству, что отказывались участвовать в выборах.

Но, как хорошо знал Бьюкенен, для выполнения этой задачи требовался человек с большим авторитетом, в отличие от обычных губернаторов территорий, которые обычно были политическими хаками. Он нашел такого человека в лице Роберта Дж. Уокера из Пенсильвании и Миссисипи, своего бывшего коллеги по кабинету Полка и одного из ведущих демократов страны. Уокер питал слабость к грандиозным и сомнительным спекулятивным предприятиям, но он был твёрд и искусен в политических делах и умел широко смотреть на государственные вопросы. Он не хотел обременительной работы в Канзасе, и ему потребовалось много уговоров, чтобы добиться его согласия. [518] Кроме того, он был слишком проницателен, чтобы занять этот пост без публичного обязательства администрации поддерживать политику, которой он предлагал следовать. Зная, что Бьюкенен подвержен влиянию южан, он написал открытое письмо, в котором постарался изложить своё понимание того, что президент и кабинет министров «искренне разделяют мнение… что действительным добросовестным жителям территории Канзаса, путем честного и регулярного голосования, не затронутого мошенничеством или насилием, должно быть позволено при принятии конституции штата самим решать, какими должны быть их социальные институты». [519]

Когда он писал свою инаугурационную речь в качестве губернатора перед отъездом из Вашингтона, Бьюкенен пришёл к нему домой и просмотрел её вместе с ним, предположительно одобрив отрывок, который гласил: «Ни при каких обстоятельствах Конгресс не примет Канзас в качестве рабовладельческого или свободного штата, если только большинство жителей Канзаса сначала не решит этот вопрос честно и свободно путем прямого голосования по принятию Конституции, исключая всякий обман или насилие». [520] Вооруженный этими принципами, новый губернатор отправился в Канзас, будучи лучше, чем любой из трех его предшественников, подготовленным к установлению жесткого контроля над всеми фракциями. По мере продвижения на запад Уокер останавливался в Чикаго, чтобы посоветоваться с Дугласом и получить его одобрение на инаугурацию. [521] Вскоре после прибытия в Канзас он отправил Бьюкенену анализ политического состава территории, ясно указывающий на стратегию, которой он намеревался следовать: «Если предположить, что общее число поселенцев составляет 24 000 человек, — писал он, — то относительное количество, вероятно, будет следующим: Демократы Свободного государства — 9000, Республиканцы — 8000, Прорабовладельческие демократы — 6500, Прорабовладельческие ноу-ноуты — 500». [522] Это означало, что антирабовладельческие элементы превосходили прорабовладельческую группу 17 000 против 7000, а демократы превосходили приверженцев других партий 15 500 против 8500. Уокер предположил, что администрация сможет легко принять Канзас в Союз в качестве демократического штата, что Бьюкенен очень хотел сделать, если не совершит ошибку, пытаясь создать рабовладельческий штат, против чего выступит большинство, включая многих демократов.

Главным препятствием на пути к победе программы свободных штатов был раскол в рядах свободных штатовцев. Многие из демократов участвовали в работе созданного правительства, главой которого стал Уокер, но некоторые демократы и почти все республиканцы отказывались признавать это правительство, считая его «фальшивым», основанным на подтасовке результатов выборов и мошеннических действиях. [523] Когда Уокер прибыл на место, он обнаружил, что насилие утихло. Губернатору Гири удалось восстановить порядок, а соблазн спекуляции землей соблазнил многих из бывших воюющих сторон. Большинство поселенцев были жаждущими земли первопроходцами, для которых мир и процветание были важнее рабства или свободы для негров. Но глубокий раскол между «правительством» свободного штата в Топике и признанным правительством в Ле-Комптоне отдалял людей друг от друга. Более того, старые противоречия проявляли признаки того, что они снова вспыхнут, потому что в феврале 1857 года, незадолго до того, как Бьюкенен стал президентом, законодательное собрание территории Канзаса разрешило провести в июне выборы конституционного конвента, который должен был собраться в сентябре и положить начало пути территории к государственности. [524]

Уокер добрался до Канзаса только в конце мая, слишком поздно, чтобы выработать основу, на которой фракция свободных штатов согласилась бы голосовать на выборах. Они утверждали, что их лишили избирательных прав, разделили на группы и просто обсчитали с помощью набитых бюллетеней, и что если они проголосуют, то будут связаны результатами выборов, которые, как они знали, будут фальсифицированы или, в лучшем случае, непредставительны. Только если Уокер отменит процедуру, указанную в акте о назначении выборов, они смогут принять в них участие. Но у него не было на это полномочий, и, хотя он предупредил их, что их воздержание даст победу прорабовладельческой партии по умолчанию, они отказались от своего решения.

В июне произошло именно то, что он предвидел. В ходе тихих выборов, когда многие прорабовладельческие кандидаты не получили поддержки, а на избирательные участки пришли лишь 2200 из 9000 зарегистрированных избирателей, значительное большинство крайне прорабовладельческих людей выиграли выборы в качестве делегатов конституционного конвента в сентябре. [525]

Эти выборы, состоявшиеся в самом начале губернаторства Уокера, поставили его в затруднительное положение, из которого он так и не смог выбраться. На его плечи легла ответственность за конституционный съезд, который, как представительный орган народа Канзаса, был фарсом, но который был избран совершенно законным образом. Вряд ли он мог отрицать законность выборов после того, как предупредил свободных сторонников, что они должны проголосовать за него, поскольку будут связаны с ним обязательствами. [526] Однако эта ситуация полностью перечеркнула его усилия по объединению всех демократов — как свободных штатов, так и прорабов — в комбинацию, которая создала бы ещё один демократический штат и обеспечила бы приемлемое для народа решение вечного вопроса о рабстве.

Ещё хуже для Уокера было то, что, пытаясь завоевать доверие свободных сторонников, он проявил к ним пристрастность, которая теперь вызвала реакцию против него на Юге. С самого начала южане считали его южанином и убеждали Бьюкенена включить его в кабинет, поскольку он служил сенатором от Миссисипи и был активным сторонником аннексии Кубы. Но он был уроженцем Пенсильвании, прожил в Миссисипи всего девять лет и, как и другой видный рабовладелец, Закари Тейлор, не был сторонником рабства в политике. Во время предвыборной кампании Бьюкенена он публично заявил в широко распространенном памфлете, что не верит в то, что Канзас станет рабовладельческим штатом. Он повторил это в своей инаугурационной речи в качестве губернатора Канзаса, заученно намекнув на «изотермическую» линию, севернее которой рабство не может процветать, и предложив сторонникам рабства искать компенсацию в виде рабовладельческого штата на индейской территории к югу от Канзаса. Для тех, кто надеялся, что Канзас сам по себе станет компенсацией за скорое принятие Миннесоты в качестве свободного штата, разговоры о рабовладельческом штате на Индийской территории были чистым пирогом — «мерзким лицемерием» и «хлипкой чепухой», как выразился один южанин. [527] Уокер не только делал такие откровенные заявления, но и самым тревожным образом общался с теми самыми людьми, которые отрицали легитимность возглавляемого им правительства. Въехав в Канзас, он отправился в штаб-квартиру свободных штатов в Топике и устроил там любовный пир с Джимом Лейном и другими людьми, которые вели вооруженную борьбу против признанного правительства. Он угощал их выпивкой и ходил с ними в церковь. Он выступал с одной трибуны с претендентом на пост губернатора от свободных штатов и, в общем, вел себя с той степенью благодушной терпимости, на которую на Юге смотрели очень кисло. [528]

Ещё в июне 1857 года южане не могли серьёзно возражать против того, что Уокер считал, что Канзас станет свободным штатом, поскольку большинство из них сами верили в это, как и Бьюкенен. [529] Но все же они возражали, когда человек, которого Бьюкенен послал в Канзас для строгого беспристрастного применения народного суверенитета, начал делать публичные заявления, предрешающие исход. Одно дело — верить в то, что Канзас станет свободным штатом, и совсем другое — когда человек, председательствующий в споре, уверяет одну из спорящих сторон в том, что их победа предрешена. Более того, победа на июньских выборах ставила прорабовладельческую партию перед непреодолимым искушением. В то время как большинство из них считали своё дело безнадежным, они вдруг осознали, что создание нового рабовладельческого штата находится в пределах их возможностей. Законно избранному съезду нужно было лишь разработать конституцию и отправить её на утверждение в Конгресс, контролируемый демократами. Самым большим препятствием было неловкое обещание Уокера предоставить выбор избирателям.