Первая сессия Тридцать шестого Конгресса была важна не тем, что она сделала, а тем, что она символизировала. Она состоялась 5 декабря, ровно через три дня после повешения Джона Брауна. Атмосфера все ещё была напряженной, и обстоятельства новой сессии никак не способствовали её разрядке. Демократы контролировали Сенат, но никто не знал, кто контролирует Палату представителей. Для избрания спикера требовалось сто девятнадцать голосов, но у республиканцев было только 109, а демократы претендовали на 101, но из них 13 были противниками Лекомптона и вряд ли поддержали бы прорабовладельческого демократа. Двадцать семь вигов или американцев, в основном с Юга, скорее всего, поддержали бы прорабовладельца, но их собственные успехи на выборах в 1859 году и беспорядок в Демократической партии не позволили им поддержать демократа. Поскольку спикер в то время назначал всех председателей комитетов, борьба обещала быть такой же ожесточенной, как в 1849–1850 и 1600 годах. [727]

Республиканцы быстро сосредоточили свою поддержку на Джоне Шермане из Огайо. Шерман, вступающий в свой третий срок в Палате представителей, был вдумчивым, умеренным человеком, в первую очередь интересующимся финансами, и он не был воинственным в вопросе о рабстве. Как он сам отмечал, он неоднократно заявлял, что «выступает против любого вмешательства жителей свободных штатов в отношения хозяина и раба в рабовладельческих штатах». [728] Но Шерман сам подставил себя под энергичную атаку южан. За десять месяцев до этого он в рабочем порядке согласился поддержать дайджест книги, вызывавшей яростный антагонизм на Юге, «Надвигающийся кризис» Хинтона Р. Хелпера, опубликованной в 1857 году. Хелпер, довольно малоизвестный нерабовладельческий белый из Северной Каролины, твёрдо ухватился за идею о том, что Север стремительно обгоняет Юг в гонке за экономическим прогрессом, а Юг, по сути, впадает в состояние экономического упадка. Больше всего, по его мнению, страдали южане, не владеющие рабством, среди которых все больше и больше становилось «бедных белых». Рабство, с его расточительностью, неэффективностью и монополизмом, было проклятием Юга и особенно нерабовладельцев. Хелпер не жалел рабов; более того, он яростно призывал к их депортации, а позже стал одним из самых яростных антинегритянских писателей страны. Но его нападки на рабство были особенно тревожными для Юга, потому что он апеллировал к классовым противоречиям между белыми, владеющими и не владеющими рабами. Ни одна догма южного вероучения не была более священной, чем догмат о том, что раса превосходит класс и, более того, уничтожает его — что все белые находятся на одной ступени, просто в силу своего статуса белых. И ни одна форма нападения — даже призыв к восстанию рабов — не делала Юг более уязвимым, чем призыв к нерабовладельцам отвергнуть рабовладельческую систему. Южане осуждали Хелпера как «поджигателя и мятежника», как предателя, ренегата, отступника, «бесчестного, деградировавшего и опозоренного человека». [729] Теперь республиканская партия готовилась наводнить Север 100 000 экземпляров удобного сокращения книги Хелпера, и, чтобы усугубить ситуацию, они добавили несколько оскорбительных подписей, таких как: «Тупые массы Юга» и «Революция — мирная, если мы можем, насильственная, если мы должны». [730] Джон Шерман был одним из шестидесяти конгрессменов-республиканцев, которые подписали письмо, одобряющее план выпуска сборника работ Хелпера. [731]

Сразу же после первого, безрезультатного голосования за спикера Джон B. Кларк из Миссури представил резолюцию, в которой заявлялось, что «ни один член этой палаты, одобривший… [„Надвигающийся кризис“] или сборник из него, не может быть спикером этой палаты».

Резолюции Кларка так и не были приняты, а Шерман заявил в Палате представителей, что никогда не видел ни книги Хелпера, ни сборника, но этот вопрос настроил против него достаточное количество жителей пограничных штатов и южноамериканцев, чтобы помешать его избранию, хотя республиканцы продолжали неуклонно поддерживать его в течение восьми недель, и он был в трех голосах от победы. [732]

Пока республиканцы поддерживали Шермана, демократы пытались выдвинуть ряд кандидатов — начиная с Томаса С. Бокока из Вирджинии и заканчивая Джоном А. МакКлернандом из Иллинойса, главным демократом Дугласа в Палате представителей. Как оказалось, МакКлернанд мог бы быть избран, если бы небольшая группа демократов с нижнего Юга не отказалась его поддержать. [733] Его поражение стало своеобразным прологом к обострению ссоры между демократами Бьюкенена и демократами Дугласа, которая вскоре приведет к катастрофическим последствиям для партии. Этот конфликт уже стоил демократам контроля над Палатой представителей.

Состязание за пост спикера продолжалось два месяца, прежде чем демократы поняли, что не могут объединиться, а республиканцы — что не могут избрать Шермана. В этот момент Шерман снял свою кандидатуру, и через два дня республиканцы смогли избрать Уильяма Пеннингтона из Нью-Джерси, набрав ровно столько голосов, сколько требовалось для победы. Пеннингтон был некомпетентен на посту спикера, но республиканцы сочли его приемлемым, поскольку он неуклонно поддерживал исключение рабства из территорий, а среди южноамериканцев он набрал решающие голоса, поскольку был консерватором, поддерживавшим Закон о беглых рабах, и давним вигом, лишь недавно перешедшим в республиканцы. [734]

С точки зрения результатов, это соревнование не было очень решающим, но оно выявило более глубокое отчуждение Юга, чем все предыдущие кризисы. Начнём с того, что многие южные члены не очень-то хотели организовывать Палату представителей, а значит, вполне были готовы парализовать работу федерального правительства. Они вели затяжные и беспорядочные дебаты, часто прибегали к тактике затягивания, позволили провести всего сорок четыре голосования за сорок дней сессии (по сравнению со 130 голосованиями за аналогичный период в 1855–1856 годах) и до конца сопротивлялись правилу, принятому в 1850 и 1856 годах, позволявшему избирать большинством поданных голосов. В итоге они завели Палату в тупик с 5 декабря по 1 февраля, что стало вторым по продолжительности параличом в её истории. [735]

За это время члены палаты проявили такую враждебность, что палата превратилась просто в арену, а едва ли вообще в совещательный орган. Речи достигли беспрецедентного уровня ярости, и, очевидно, многие члены имели при себе оружие. Во время одной ожесточенной дискуссии из кармана одного нью-йоркского конгрессмена выпал пистолет, и другие члены палаты, решив, что он достал его, намереваясь выстрелить, чуть не пришли в ярость. Сенатор Хэммонд сказал: «Единственные, у кого нет револьвера и ножа, — это те, у кого два револьвера», а сенатор Граймс написал: «Члены обеих сторон в основном вооружены смертоносным оружием, и говорят, что друзья каждого из них вооружены на галереях». Широко распространенное ожидание перестрелки на полу Конгресса не казалось нереальным. [736]

В такой атмосфере неудивительно, что люди заговорили о воссоединении в более откровенных выражениях, чем когда-либо прежде. Хотя мало кто из южан был готов к отделению из-за вопроса о спикерстве, многие теперь были готовы заявить, что Юг должен выйти из Союза, если республиканцы выиграют президентское кресло. Так, конгрессмен из Джорджии заявил, что его избиратели готовы к «независимости сейчас и навсегда»; депутат из Алабамы предсказал, что его штат и действительно «большинство, если не все южные штаты, со Старой Виргинией во главе» выйдут из Союза, предпочтительно мирным путем, но в случае необходимости будут сражаться. Лоуренс Китт из Южной Каролины был готов «разрушить эту Республику от башни до фундамента». Таддеус Стивенс мрачно ответил, что не винит южан за угрозы отделения: «Они пробовали это пятьдесят раз, и пятьдесят раз находили на севере слабых и невосприимчивых трепачей… которые действовали, поддавшись этим запугиваниям». Стивенс подразумевал, что все это — пустой блеф, но даже в то время губернатор Южной Каролины Гист писал конгрессмену Майлзу из этого штата: «Я готов скорее погрязнуть в крови, чем подчиниться неравенству и деградации; но если можно совершить бескровную революцию, конечно, это было бы предпочтительнее. Если же вы, посоветовавшись, решите применить силу в Вашингтоне, напишите или телеграфируйте мне, и я в кратчайшие сроки направлю полк в Вашингтон или его окрестности». [737] Из замечательного предложения Гиста ничего не вышло, и многие республиканцы вместе со Стивенсом продолжали считать, что разговоры о сецессии — это все ветер. Но через год после письма Гиста Южная Каролина примет ордонанс об отделении.