— Нет! — Я ударила по костяной поверхности мечом, высекая искры. — Борись с ним, Калим! У меня получилось. И ты справишься. Я верю! Ради меня! Ради нас и нашего будущего! — взмолилась со всей убежденностью, на которую была способна. — Пожалуйста, ты мне нужен! Я в тебя верю!

— Артефакт! — прохрипел Калим. — Я его долго не удержу! Ты должна убить. Рийван слишком силен. А потом… На все воля богов.

Я ударила по кинжалу мечом еще и еще, но зазубренное лезвие отскакивало, не справляясь с задачей, пока не переломилось пополам. Понимая, что моих сил недостаточно, призвала того, кто способен расплющить что угодно.

— Эрметт! Покажи, на что способен удар зельдаринского молота!

Зельг не заставил себя долго ждать. Приблизившись, воин раскрутил могучее орудие и с размаху жахнул по древнему артефакту. Я расслышала сухой треск. Мраморная плита проломилась и пошла трещинами. Но и кинжал раскололся надвое. С нечеловеческим воем, леденящим разум, темная энергия заструилась наружу, выпуская на свободу тысячи порабощенных душ людей и монстров. Калим пронзительно закричал и повалился на пол, корчась от боли.

Сколько атак способно перенести измученное ранами сердце, я не представляла. Темная магия, бушующая в человеческом теле, излечивала поражения плоти и оставляла невидимые рубцы. И, если первый раз я уничтожила бессмертную составляющую Рийвана хин Тарена, воссоединив его с отделенной частью души, то теперь первая же смертельная рана станет необратимой. Но разве у меня было право колебаться?

Из хранилища я извлекла клык улкара, похожий на тот, который не раз выручал в самом начале становления охотницы из Иринтала. Подобравшись поближе к Калиму, я занесла над ним руку с оружием и замерла, не в силах нанести решающий удар. На искореженном муками лице Калима проступали разные облики существ, сражающихся за обладание телом. Мертвая суть Рийвана проявлялась пугающей чернотой, Сихилл сверкал зеленью во взгляде, а у настоящего Калима глаза были серо-голубого цвета, как небо, на котором сгустились тучи.

Не знаю, кто из них, Калим или Сихилл, перехватил мою руку. Но вонзил клык в сердце тот, кто искренне меня любил и не жалел себя. Чернильный сгусток темной сущности отделился от мертвого, но еще теплого тела, зависая призрачной фигурой, жаждущей немедленного отмщения. Не представляю, на что был способен древний архилич, потерпевший поражение, но я не успела бы укрыться от стремительной и смертоносной атаки. Инстинктивно вжав голову в плечи, ожидала боли или чего-то в этом роде. Однако древнюю сущность отбросило вихревым потоком, созданным хранителем. Завизжав на предельно низком ультразвуке, тварь вновь ринулась ко мне, но ее в последний момент перехватили корни старого сухого берозиса. Не иначе Дафна постаралась! И за те недолгие секунды, пока черные сгустки выдирались из ловушки, их приморозило точечным воздействием «ледяного дыхания». Я уже видела такой удар эльхельса, поэтому сердце болезненно сжалось, осознавая, кто стал последним защитником Иринтала.

— Хелларион! Ты не стал правителем Мелисина, но из тебя получился достойный хранитель. Жаль, что все так печально сложилось, — прошептала, наблюдая за безмолвной борьбой четырех стихий с потусторонним злом, призванным из мира жестоких богов.

Едва только Рийван сбросил с себя ледяные оковы,к зажглись огнем фитили разбросанных по залу и втоптанных в камни свечей. Пламя переметнулось на темную суть мертвого короля, разгораясь до красноты и выжигая черную мерзость. Остатки темной сущности сгорали в очищающем костре и вздымались вверх, развеиваясь в воздухе бесплотной дымкой. А там, в бледном свете зарождающегося дня, кружили освобожденные из векового плена души. Они слетались к тому, что осталось от последнего эльфийского короля, и требовали ответа за годы пленения и загубленные жизни.

— Освободи их, Илиндор! Освободи очистительным огнем и уничтожь главную мерзость, напоминающую о боге смерти! — Указала хранителю на жертвенный алтарь. — Только вам четверым под силу расправиться с тем, что погубило тысячи жизней и отомстить за причиненную боль.

Четыре стихии, воодушевленные призывом, набросились на темный алтарь Адесса. Сначала Хелларион заморозил камень и вытекающую из него гниль, затем Дафна расколола его на тысячи обломков, которые Верион концентрированным вихрем перемолол в пыль. Илиндор сжег каждую частичку поганой дряни, после чего земля разверзлась, образуя трещину, и поглотила жалкие остатки, напоминающие о темном божестве. И на смену гнилой силе, встряхнувшись от многовекового сна, из недр земли забил чистый природный источник, озаряя развалины некогда великолепного дворца чистым сиянием. Источник света вдохнул в защитников новые силы и выжег черную заразу, затаившуюся под камнями и забравшуюся в узкие щели, затем вырвался через проломленную крышу и ударил в небо, освещая хмурое утро ярким жизненным светом.

Я обратила внимание на Калима, чье лицо выглядело умиротворенным и безмятежным. Внутри меня все противилось такому исходу. Он не должен уходить вот так, не дожив до победы, не вкусив счастья и мирной жизни!

Верно говорят, что в минуты опасности и отчаяния организм мобилизуется и находит тот единственный путь, который приводит к спасению. Из памяти прошлой жизни я извлекла знание, как выдернуть человека из лап смерти, если вовремя оказать первую помощь и провести реанимацию. Достала из хранилища зелья и влила их в рот Калима, затем выдернула из раны клык улкара и заложила провал целебной кашицей, а потом принялась делать непрямой массаж сердца.

Я набрала полную грудь воздуха. Вдохнула его в Калима. Затем несколько раз ритмично надавила на грудную клетку, имитируя выдох. И так — до бесконечности, пока до сознания не дошло, что мои действия бесполезны.

— Калим, пожалуйста! Очнись! — резко остановилась, исполнившись злости и отчаяния, и ударила кулаками по грудной клетке мужчины, а потом не выдержала и заплакала, уткнувшись в недвижимое тело головой. — Пожалуйста!

Воины выстроились вокруг, молчаливо наблюдая за моими страданиями. Они не решались приблизиться или помешать. Да и не сумели бы, наверное, оторвать от человека, которого я полюбила. Но кто-то все же решился, когда неслышно подошел и ласково погладил меня по голове. Только не спешил ничего говорить, сочувствуя моему безграничному горю. Я же не воспринимала ничего, кроме бешеного пульса, отдающего в висках набатом, и мерных ударов могучего сердца.