— Зои, что он делает? — проснулись и в голосе Блуди панические нотки.

Подбежав, я обняла пасть дракона и погладила своего зверя возле ушей.

— Тихо-тихо, — шептала тому, чтобы успокоить. — Это свои, он вроде как твой папа.

Дальше произошло необъяснимое. Впрочем, я сегодня это уже чувствовала. Не назвать речью, но я будто с его физиономии считывала мнение крылатого ящера.

— Эта сопля — мой папа? Нет, — отрицал Счастливчик.

— Иди к себе, прости, что потревожили, — похлопала дракона по носу.

— Значит, он слушается тебя, — обрадованно заявил мистер Дарк.

Кое-как мне удалось отделаться от Блуди. Он не желал уходить, хотел потрогать дракона, посмотреть воочию, каких размеров тот достиг. Увы, Счастливчик от общения с «отцом» восторга не испытывал. В итоге темный колдун ушел, не забыв мне напомнить, чтобы я держалась от Йена подальше.

Я и планировала так поступить. Наверное...

Внезапно этот надменный, ворчливый аристократ стал занимать столько места в моем сознании. Никак его не выгнать.

Аспида права, Блуди прав, боги, да я и сама в курсе, что между нами пропасть. Еще, хочешь не хочешь, но вспоминаешь его делишки...

Почему прощение настолько тяжело дается?

По идее, мистер Мендлер совершил подлостей намного меньше, чем мой мрачный покровитель. Он же свел с Миллером, спас от каверзы Германа.

Но я продолжаю его бояться, а Дарку нехотя доверяю. Клянусь, эти тайны женское души неисповедимы.

— Доверие как бумага, раз помнешь – идеальным оно уже не будет, — грустно подмечала Аспида.

— В моем мире есть утюг, — отвечала ей.

Впрочем, и в Хайклере он тоже существовал.

— Прости, Зои, но утюг - отличное средство для возврата долгов, но не доверия, — отрезала она, собираясь спать.

И как с ней не согласиться?

С этого дня я буквально обязана всем: бывшему мужу, который сослал меня в окрестности, Блуди, который подарил мне стадо, Йену, который помог избежать судебной лазейки и потери репутации.

Кому можно верить, а кому нельзя?

Блуди определенно нельзя. Он так и не сказал, что намеревается делать с драконом.

Успокоив нагиню, я легла спать. Следовало выспаться перед злополучным судом.

Утром меня разбудил Файер, ворвавшийся в комнату.

— Зои, вставай, — тянул он за край одеяла. — Там у входа фермы твой благоверный.

— Герман? — заспанно отвечал я. — Пусть копает.

— Что копает? — ощерилась виверна.

— Понятия не имею. Могилу, ров, в котором я его утоплю. Найдете крокодилов, век голода знать не будете.

К моему воскрешению присоединился и Буран.

— Что говорит? — боднул меня хаски.

— Что хочет убить Сандерса, — рычал Файер.

— Знал, что это вопрос времени. За дело?

— За дело. — переглянулись животные.

Моментально поднялась. Нельзя этой парочке идеи подавать.

— Стоп, — остановила послушный зверинец, — до насилия дойдем, когда юриспруденция откажет в помощи. Какой благоверный, Файер?

— У тебя их, что, много? — закряхтел недодракон.

— Возможно, — протянула я, — мысли с насилием я пересмотрю.

— Ладно, там твой денди напыщенный в костюме и при галстуке, — выдала ящерица столб дыма. — Мендлер.

— Мендлер? — я подскочила.

Мы ведь условились встретиться в суде.

Пришлось очень быстро собираться. На пару секунд заскочив в душевую, я пропустила завтрак, который приготовила Аспида. Нагиня, в отличие от меня, пробудилась с рассветом. Про Его Светлость знала, но проснулось в ней некое ехидство. Она прям заходилась от удовольствия, что заставила аристократа ждать.

Отправив подругу вперед, попросила уезжать на суд, не ожидая меня. Сама заплела волосы, унимая дыхание и сердцебиение. Это ничего не значит. Дружеский жест. Мы же стали союзниками.

Закрыла за собой калитку, чувствуя, как ветер треплет подол моего платья. Утро было прохладным, но ясным, и солнце уже поднималось над полями, заливая их теплым светом. Вдали, у дороги, стояла повозка, запряженная крепкими лошадьми.

К счастью, моей нагини и Бурана с Файером не было видно. Аж полегчало.

В приоткрытой дверце кареты я заметила мистера Мендлера. Йен, опершись на край сиденья, ждал меня, скрестив руки на груди. Я сделала глубокий вдох и направилась к нему.

— Доброе утро, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.