И вот тут план Вышинского дал сбой.

— Но вы выжили, Фаина Андреевна, — сказала мне Валентина Егоровна, — и у Сергея Николаевича сдали нервы.

— Мне было очень страшно за вас, особенно когда я вас впервые увидела. Вы так увлечённо рассказывали про свою пасеку и ваши прекрасные идеи… — продолжила она. — И тогда я стала перехватывать его приказы.

Когда до меня дошло, что именно сказала Валентина Егоровна, я поняла, что она, в меру своих сил, за меня боролась.

— Фаина Андреевна, я ещё хотела пойти к императору… или к императрице. Но он перестал выпускать меня из дома, — сказала она виновато и опустила глаза.

— Бросьте. Вы и так много сделали, — сказала я, встала, подошла, присела рядом с ней и обняла. — Спасибо вам. Возможно, именно потому, что вы так рисковали, я до сих пор жива.

Валентина Егоровна слегка отвернулась, но я успела заметить, что глаза у неё заблестели. Что и говорить, у меня самой слёзы были совсем рядом, но хотелось дочитать переписку, поэтому я зажмурилась, не давая им пролиться и продолжила чтение.

В следующих письмах Вышинский сообщил о сложившейся ситуации Анне Игнатьевне, о том, что дочь выжила, и потребовал вернуть ему деньги. Дотянуться из Петербурга до Парижа он, видимо, не мог, но Анна Игнатьевна пообещала ему, что, в случае надобности, сыграет свою роль.

Так появился документ, где Фаина Стрешнева якобы переписывает землю на свою матушку. Теперь это, конечно, не имело никакого значения, но у меня возникло опасение, а не получится ли так, что, узнав об исчезновении угрозы в лице Вышинского, да и кредитора Дулова, Анна Игнатьевна не прикатит обратно в Россию-матушку, чтобы потребовать что-то от своей выжившей дочери?

И как оказалось, мои опасения были не беспочвенны. Последнее письмо было не распечатано и адресовано оно было по-прежнему Вышинскому.

Заметив, что я взяла его в руки, Валентина Егоровна тихо сказала:

— Оно пришло уже после того, как Сергея Николаевича арестовали.

Я открыла письмо, и не без удивления увидела, что матушка сообщает о своём выезде из Парижа для окончательного оформления сделки по передаче земли Вышинскому. Письмо было от третьего числа.

— Валентина Егоровна, а вы не подскажете, — спросила я, похолодев, — сколько ехать из Парижа до Санкт-Петербурга?

— Поезд должен прибыть либо сегодня вечером, либо завтра утром, — ответила она.

— Какая прелесть… — пробормотала я, а вслух спросила: — Как вы думаете, Валентина Егоровна, куда Анна Игнатьевна направится, если у неё нет жилья в Петербурге?

— Скорее всего, в гостиницу, — ответила она. — И будем надеяться, что там она прочитает газеты, в которых есть новость о шумном аресте Сергея Николаевича.

— А я вот думаю, что газет она не прочитает, — сказала я. — И отправится она, скорее всего, к вам. Сюда.

— Возможно, — кивнула Валентина Егоровна, — но я её не приму.

Я улыбнулась:

— И это весьма уместно, — сказала я, — но мне бы всё же хотелось разобраться с этой женщиной раз и навсегда.

Я вздохнула и рассказала Валентине Егоровне, что начала процесс исключения Анны Игнатьевны из рода.

— И вот теперь мне, наверное, стоит встретиться с Анной Игнатьевной, — сказала я, — чтобы об этом ей рассказать.

— Тогда вы считаете, что мне стоит принять её? — уточнила Валентина Егоровна.

— Нет. Вы можете не принимать. Просто передайте, пожалуйста, ей, что я буду ждать её в ресторане «Донон» на обед.

— А когда? — спросила Валентина Егоровна.

— Как только от вас придёт лакей с известием, что Анна Игнатьевна «приглашена» мной на обед.

На лице Валентины Егоровны появилась лёгкая улыбка.

— Да, Фаина Андреевна, — сказала она, — не знал мой супруг, с кем он связывается.

И мы обе посмотрели друг на друга понимающе.

***

Алексей

Вот и настал четверг. Несмотря на то, что Алексей уходил рано, матушка присоединилась к нему за завтраком, села напротив, посмотрела укоризненно и спросила:

— Какие на сегодня планы, сынок?

— Только дела, матушка, только дела, — ответил Алексей.

— А что всё-таки думаешь по поводу Наденьки Леонтьевой?

— Матушка, не давите. Недосуг мне пока думать о женитьбе, — сказал он устало.

Агриппина Александровна поджала губы:

— Алёша, не хочу на тебя давить, но года-то идут… Я тоже не молодею. А мне уже так внуков хочется…

— Матушка, да вы никак романов перечитали, — укоризненно сказал Алексей и улыбнулся.