— А что вы, Фаина Андреевна, не желаете ли медоварню организовать, у вас в Пышминской большой мастер живёт. Он, канешно, уже не молодой, но лучше него медовый напиток на Урале никто не варит. А я бы вам сбыт бы, значица наладил.

Правильно говорят, что «вселенная крутится вокруг тех, кто её раскручивает». И вокруг меня всё закручивалось так, что я едва успевала всё запоминать.

Нужен был толковый управляющий, потому как я бумаги бухгалтерские разобрала и поняла, что брата Фаины медленно и планомерно загоняли в долговую яму, и если бы его не убили, то очень скоро он бы взял деньги в долг, который точно не смог бы выплатить и в результате лишился бы всего.

За землю крестьяне не платили, потому что брат был человеком прогрессивных взглядов и, получив «отчёт» от старост пришёл к выводу, что нельзя «душить» мужика. Я же, несмотря на своё советское прошлое придерживалась другого мнения. Я твёрдо знала, что люди ценят то, что даётся им с трудом, просто так что-то получив, они не оценят и добра им это не принесёт, более того, они будут считать, что им недодали.

Поэтому собиралась уточнить цены на аренду земли, и предупредила старост, что цена будет на нижнем уровне, но те, кто будет исправно платить, получат скидку, а те, кто будет задерживать платежи, тем платёж будет повышаться.

И мне стало ясно, что тот, кто «окружил» брата «дружбой», получил бы землю и без его убийства, достаточно было бы избавиться от ещё одной наследницы. Так зачем же его всё-таки убили?

Все эти мысли одолевали меня, когда, набегавшись за день и уложив Полинку, я оставалась наедине со своими мыслями. И эту мысль я собиралась сообщить Пришельцеву Александру Петровичу, засыпая в воскресение вечером, и подумав о том, что уже прожила в имении десять дней, можно сказать первый юбилей.

А утром, когда мы завтракали, произошло сразу три события.

Дорогие мои! Спасибо, что подождали!

Только что вернулась, написала в дороге и спешу вас порадовать продолжением!

С любовью,

Ваша Адель

Приехала карета из города. Курьер привёз письма и девицу. Девицу звали Вера Евстафьевна Богдановская, и приехала она не одна, а со старушкой матерью.

Писем было три. Одно от Алексея Порываева, другое от Раисы Леонтьевны и третье от Дмитрия Алексеевича Воронова.

Я так удивилась, что открыла его письмо первым. Я уже и думать забыла про бывшего «сердечного друга» Фаины, а он письма шлёт.

В письме был вексель на сумму три тысячи рублей. Я с удивлением увидела, что деньги по этому векселю получила Анна Игнатьевна Стрешнева, бросившая умирать дочь в больнице мать Фаины. Насколько я понимала в том, что было написано, вексель был погашен. Неужели Дмитрий Алексеевич проявил щедрость?

Но к векселю прилагалось письмо. И письмо было не от Воронова, а от его невесты Жировой Евдокии Николаевны.

Раз уже письмо открыла, надо было его прочитать, но я не успела, в дом вошла Вера Евстафьевна и тяжело опирающаяся на одного из охранников её матушка, как объявил Кузьма, взявший на себя роль дворецкого.

Как только Вера Евстафьевна вошла в дом, матушку-то её почти занесли, меня поразило отчаянье в глазах девушки.

Красавицей Веру Евстафьевну назвать было нельзя, но и дурнушкой она не была. Волосы у Веры были густые, красивого солнечного оттенка, убраны в толстую косу, и собраны в тяжёлый пучок. Возможно, слишком большой лоб делал лицо девушки немного непропорциональным, отчего подбородок казался маленьким, но глаза были выразительными, скулы чётко очерченными. Пожалуй, губы были немного тонковаты, и казалось, что девушка просто их недовольно поджала.

Ростом Вера была выше среднего, худая, немного угловатая. Я подумала, что в моём времени она со своей фигурой не имела бы проблем с покупкой одежды. С такой комплекцией, на ней бы всё хорошо смотрелось.

Что делать? Пригласила и Веру, и матушку её завтракать. Письма пока отложила, тем более что курьер передал через Кузьму, что ему велено дождаться пока барыня, то есть я, ответы ему передаст.

Курьера отправила Раиса Леонтьевна, был он в ливрее их дома, и поэтому сидела я спокойно и не дёргалась.

Во время завтрака больше наблюдала, не спрашивала. Мне показалось, что наш простой завтрак, каша, яйца, да свежий творожок, привёл и Веру, и матушку её в дикий восторг. Матушка в силу возраста, не стеснялась раздавать комплименты, а Вера смущалась, похоже, что испытывала испанский стыд* за свою матушку, но молчала.

(*чувство смущения от наблюдения за смущающими действиями другого человека.)

— Как всё вкусно у вас, Фаина Андреевна, свежее всё, не то, что у нас в городе. Верочка из лавки тоже творогу приносила, да он всегда кислый какой-то, а у вас прям чистый мёд, — матушка Веры, не стесняясь поливала творожок мёдом.