— Видимо так и оказался столичный штабной офицер в Верхнеуральском корпусе, — развёл руками Кошко, завершая свой рассказ.

— А что его мать? — вдруг спросила Вера

— А что мать? — кивнул Кошко, — подала на развод, да и вышла замуж за более удачливого в картах мужчину.

Пётр Орлов стал главой рода, не так давно сестру выдал замуж, с приданым, всё как полагается, где взял деньги неизвестно, но по слухам, теперь всё, что зарабатывает, переводит на оплату долгов.

Оказалось, что и церковь, и государь развод поддержали, и мать Петра Орлова, графиня Орлова, сперва назло мужу ушедшая в дом к князю Разумовскому, который оказался удачливее её супруга за карточным столом, вскоре стала княгиней Разумовской.

Я, если честно, восхитилась этой женщиной. Она ведь бросила вызов не только своему супругу-дураку, но и всем остальным.

Как странно, после этого рассказа, то недоверие, которое я испытывала к штабс-капитану, почему-то исчезло, уступив место уважению и симпатии.

Конечно, на грани сознания мелькнула мысль, что штабс-капитан граф Орлов поэтому и начал ухаживать за мной, что ему моё наследство интересно. Хотя какое там наследство. Две деревни да пасека.

Но при здравом размышлении я поняла, что ничего страшного в том нет. Неприятно, конечно, чувствовать себя кем-то использованным, ещё и слово такое. Но одно дело, когда ты сам позволяешь этому случиться, а другое, когда тебя используют скрыто, тайно и втёмную.

Теперь, после рассказа Аркадия Никифоровича, меня вряд ли удастся использовать втёмную.

Жалости к штабс-капитану у меня не было, это самое последнее дело мужчин жалеть, а вот то, что он сумел взять на себя обязательства, да ещё и пытается их выполнить, звучало весьма похвально.

Я вот на себя ничего лишнего брать не хотела.

Наконец все «тайны» на сегодня были раскрыты, и каждый всё-таки решил заняться своим делом.

Кошко попросил выделить ему человека из охранников, чтобы съездить по деревням с людьми пообщаться, а мы все дружно пошли в лабораторию.

Но вскоре выяснилось, что параллельно делать наши с Верой эликсиры и шоколад невозможно, потому что шоколад не «терпел» резких ароматов, сразу насыщаясь не тем, чем нужно, и меня попросили подождать за пределами лаборатории. А вот Вера получила возможность остаться, потому что Алексею был нужен помощник.

Алексей уверил меня, что дать недолго, всего-то пару часиков. И пока Алексе и Вера «творили», я успела с Полиной погулять, сходили с ней к её любимому ручью. Вспомнилось мне и моё детство, когда вот так же летом в лесу, вроде и на полянке, а вроде и в теньке, а рядом журчит водичка и аромат леса, смешанный с ароматом трав и ручья создаёт непередаваемую атмосферу летнего полдня. Не знаю почему, но для меня эта так и звучало.

Конечно, в два часа не уложились ни мы с Полинкой, ни Алексей с Верой. Они выползли из лаборатории к обеду, что-то весело обсуждая, а у меня глядя на них, как-то нехорошо кольнуло сердце, и я ощутила злость. Злилась я на Веру. И ничего не могла с собой поделать Умом понимала, что злость моя необоснованна и иррациональна, но она была и никак не хотела уходить.

Прошла она только во время обеда, когда, испуганно глядящая на меня Вера, спросила:

— Что-то не так, Фаина Андреевна?

Я даже сначала не поняла о чём она, а потом поняла, что, сижу и уже несколько минут пристально смотрю прямо на Веру

— Нет-нет, всё в порядке, — буквально выдавила я из себя, и вдруг поймала понимающий взгляд Алексея, и вспомнила, что именно так он смотрел на господ офицеров.

Прикрыла глаза и подумала: «Боже мой, какая же я дура!»

А к чаю, правда, чай мы пили не по английской традиции в пять часов, а по «русской», сразу после обеда, Алексей Порываев торжественно внёс первую в истории плитку шоколада с медовой нугой и орехами.

Мне предоставили возможность продегустировать кусочек шоколада первой.

Алексей внимательно следил, как я взяла и положила его на язык, мне даже показалось, что он сглотнул, когда я вдруг. не выдержав фонтана ощущений, немного застонала.

Это был лучший шоколад, который я когда-либо пробовала. Я не знаю почему, может, потому что это был свежий шоколад, я до этого никогда не пробовала шоколад сразу после изготовления, а может, потому что он был сделан здесь в моём имении.

Или потому, что сейчас пока шоколадный кусочек таял у меня на языке, Алексей сидел и, не отрываясь смотрел на мои губы.

После меня кусочки растащили все остальные, мама Веры вообще так причмокивала, что Вера снова покраснела.

А я покраснела, когда Алексей сказал, как бы он хотел назвать шоколад:

— Я решил назвать шоколад … Улыбка золотой принцессы.

И снова посмотрел на мои губы, и я подумала, что, видимо, они были перемазаны шоколадом.

Екатеринбург

Ресторан «Медведъ»

— Милейший, — мужчина, сидевший против света, подозвал официанта.