— Не удивляйся, дитя, — сказал Гостомысл с доброй усмешкой. — Это живец. Не с проста у людей древности рождалось столь сильное искушение отыскать его.

Старец повернулся к парню.

— Словцен, — мягко произнес он. — Ежели не передумал, то теперь твой черед.

Парень сделал шаг вперед и уверенно положил руку на камень, сразу прижимая ладонь к острому сколу. Брови его удивленно поднялись, губы дрогнули, и на юношеском лице отразилось немое удивление. Он сделал судорожный вдох, переживая закруживший его водоворот чувств, и не дожидаясь указаний, заговорил.

— Я, Словцен Изъяславович, клянусь, что… — звучал его голос, пока камень под юношеской ладонью наливался изумрудным светом. И с каждым произнесенным словом, с каждой каплей крови, что впитывалась в священный камень, все больше уверенной решительности появилялось в голосе и взгляде юноши. —…и ни одна тайна, что будет мне доверена…

Глядя на такого привычного, такого родного друга, который сейчас, не дрогнув приносил клятву перед ликом Богов, клятву, которую ему вовсе и не должно было бы приносить, коли остался бы в Яровищах, клятву, которую он приносил, чтобы оставаться рядом, Леона вдруг поняла, сколь ценной наградой одарили ее Боги, сведя с белокурым вихрастым парнишкой восемь лет назад, и сколь сильно она дорожит его преданной дружбой. В носу защипало — столь трогательные чувства она сейчас испытала.

— … и да будут Пресветлые Боги свидетелями моих слов, — докончил говорить Словцен.

И пока Словцен пораженно разглядывал свою целую ладонь без единой царапины, Гостомысл опустил потухший живец в чашу божницы.

— Благодарю, друзья мои, — сказал он, повернувшись к ребятам, и по-отечески опустил руки им на плечи, — за оказанное нам доверие. Мы ценим это.

Сидевшие за столом встали и радостно захлопали, послышались одобрительные возгласы.

— Возвращайтесь к столу и разделите с нами хлеб, — пригласил старец. — Пусть не как члены рода, но как наши верные друзья и полноправные члены общины.

Леона светло улыбнулась Словцену и пошла к остальным. Друг последовал за ней. Витана поднялась, взяла плетеный каравай, что завернутый в вышитый желтым рушник, дожидался своего часа на краю столешницы, и встретила их у стола с хлебом в руках.

Слова здесь были излишни.

Друзья с благодарными улыбками отщипнули по кусочку и, слегка поклонившись, положили в рот духмяный, еще теплый мякиш. Затем Витана передала каравай им, и отломила кусочек и себе. Теперь уже они сами стояли с обрядовым хлебом в руках, вместе держа плетеную булку, а остальные по очереди подходили и угощались. Последним подошел Гостомысл. Старец отщипнул небольшой кусок, на миг приложил его к губам, затем ко лбу, и чуть склонив голову, будто приветствуя новых членов общины, наконец отведал.

— Это что же, получается, — громко заговорила Леся, когда все стали обратно усаживаться за стол. И наклонившись, уже тише продолжила загадочным голосом: — теперь им можно поведать наши страшные тайны.

Словцен подозрительно посмотрел на девушку, и она весело прыснула.

Гостомысл покачал головой. Он вновь взялся за посох, оперся на него и повернул голову к печи, будто что-то высматривая. Да только не на беленый печной камень смотрел он, вовсе нет — взгляд старца в этот миг был рассеянный, будто глядел он в незримый мир на нечто недоступное взгляду остальных.

— Обожди, дитя, с тайнами, — гулко проговорил он, поворачиваясь к ребятам. — Будьте готовы. Верно уж совсем скоро явится Верхуслава с нашими девицами. — И, строго поглядев на своих подопечных, добавил: — помните о чем я вас просил, не балагурьте! Не гоже пужать новоприбывших.

— Он нам это всю жизнь припоминать будет что ли, — проворчал Бойко, глянув на севшего рядом Нежату. Тот в ответ лишь безразлично пожал плечами — не отпустила его еще обида на Словцена, даже каравай из его рук и тот отломил, не взглянув в глаза другу.

Едва Леона уселась на лавку, как в избе наконец, словно соткавшись из воздуха, появилась Верхуслава. Домовушка, казалось, будто вышла из печи и, не останавливаясь, направилась к Гостомыслу.

— Ну чего, не заскучали еще без меня? — раздался ее веселый голос. — Небось распустились тут без моего пригляду?

Ребята заулыбались. Верхуславу в общине любили, а ее стряпню и подавно. И пусть девицы управлялись со харчами не чуть не хуже, но вот сдоба у домовушки выходила особенной.

— Без тебя, как без рук, — сокрушенно произнес Гостомысл. — Но наши девоньки со всем сладили. — И мягко посмотрев на домовушку из-под бровей, добавил: — Верно учитель хорош.

— Опять льстишь, старый пройдоха, — усмехнулась Верхуслава и, прищурившись, покачала пальцем.

— Как можно, — развел руками старец. — Наше хозяйство на тебе держится. Да и не одно поколение прекрасных девиц вышло из-под твоей руки. Не лесть это вовсе — похвала. И похвала заслуженная.

— Ну, полно, — махнула она рукой, но по порозовевшим щекам маленькой хозяйки было видно, что слова Гостомысла были ей приятны. — Девоньки вот-вот войдут.

В подтверждение ее слов совсем скоро раздался тихий звук шагов по деревянному крыльцу.