— Так и есть, — вздохнул Гостомысл, складывая обе руки на посохе и задумчиво глядя на идолов.

— Но как же тогда…

— Рукотворные проходы и верно были разрушены во время древней войны, — произнес старец. — Но связь между мирами была до них, и осталась после. Особо крепка она оказалась с Солларой.

— Почему? — Словцен пораженно разглядывал идолов — чужие Боги отчего-то пугали его. Они были прекрасны, вызывали трепетное благоговение — да, но пугали…

— Я и сам не раз задавался этим вопросом… — признал Гостомысл и замолчал, задумчиво поджав к верху губы. — Два мира — два брата близнеца… Рожденные в одно время, плывущие близ соседних звезд в просторах бескрайней вселенной, носящие схожие имена, хранящие на себе сродственную друг-другу природу и жизнь… От чего-то Богам угодно, чтобы связь меж ними не прекращалась…

— Если проходов нет, как же люди попадают сюда?

— Думается мне, что раз в оборот миры так сближаются, что незримо касаются друг-друга. Те, кому суждено было оказаться в этот миг на их пересечении, переходят из одного мира в другой. Но я до сих пор не уверен в этом ответе, — печально вздохнул Гостомысл. — А те, кто могут его дать, увы закрылись от людей много веков назад.

— Как это касаются? — недоверчиво спросил Словцен. — Неужто бы мы не увидели, что к нам приближается другой мир.

Гостомысл покачал головой.

— У всего в этой вселенной есть незримая сущность, и она много больше, чем тебе видится, больше, чем может ощутить человек, не связанный с ведовством. Лишь в незримом мире видна вся ее полнота. У кого-то ее сияние едва выходит за рамки тела, у другого же будет стелиться вкруг него на несколько саженей — все зависит от того, сколь силен дух несущего ее существа. Мы и представить не можем, сколь велика сущность целого мира. Но верно достаточно, чтобы они могли пересечься.

— Люди, которые пропадают почти каждый оборот без следа… — начал Словцен.

— Да, — кивнул старец. — Некоторые из них оказываются на Солларе.

— Некоторые?

— Мир, увы, бывает жесток и опасен, друг мой.

Леона не отводила восхищенного взгляда от статуй. В Сольмении идолы Богов принято вырезать иначе — проще. Люди считают, что ни один мастер не сможет передать сколь прекрасны и могущественны Пресветлые Божества, и ежели попытаются — лишь оскорбят их своим несовершенным творением.

— Я могу тоже выказать свое почтение? — тихо спросила девушка, не отводя взгляд от сурового лика Хантера.

— Твое право, — кивнул старец.

Леона подошла к идолам, поклонилась низко. Она не знала нужных славословий, но чувствовала необходимость обратиться к ним. Девушка подняла голову, посмотрела в вырезанные лики и что-то тихо прошептала.

Никто не смог бы разобрать ее слов. Но никто и не прислушивался — разговор с Богами сокровенен. Даже совсем юные Алешка и Проша, и те отвели взгляды, не нарушая священного таинства.

Леона вдруг ощутила, как ее кожи коснулся теплый мягкий ветерок, слегка приподняв тонкие прядки волос у лица и тут же утихнув. Кто знает, что это было? Может Боги Сольмении ласково поддержали ее, одобрительно глядя сейчас из незримого мира — все же она дитя двух миров… А может быть, то был лишь ветер. Она задумчиво отошла назад к Словцену, поймав одобрительный взгляд Гостомысла, и увидела, как на поляну входит Агнеша, ведя за руку испуганную Эфилию, а сразу за ними идет Дар.

Все трое склонились перед статуями своих родных Богов, произнеся ритуальную фразу, и присоединились к остальным, уже выстроившимся вдоль границ поляны.

Леона огляделась и потянула друга за собой, встраиваясь в общий круг.

— Все ли здесь? — гулко спросил Гостомысл, оглядывая собравшихся.

— Все, — звонко ответила Витана.

— А Верхуслава? — удивился Словцен.

— Ее с нами не будет, — ответил старец. Он прошел к центру поляны и объявил: — Тогда начнем.

— Она же домовушка, — шепнула другу Леона. — Она привязана к жилищу.

Гостомысл тем временем воздел руки к небу и, зазвучал его низкий, хрипловатый голос. Старец пел. Пел неразборчиво, но голос его наполнялся мощью с каждым новым мгновеньем. У Леоны побежали мурашки.

Постепенно к пению Гостомысла стали присоединяться остальные члены общины: то тут, то там, начинал звучать новый голос, пока наконец все они не слились в единый вибрирующий звук. Леона буквально кожей ощущала, как заискрилось все вокруг силой.

Песня становилась все быстрее и громче, пока наконец все резко не подняли руки кверху. В тот же миг за их спинам вознеслась голубая полупрозрачная стена, отделяя поляну от внешнего мира и возносясь в небеса бесконечным потоком.

Песня стихла. И начался обряд.