— Что происходит? — озадаченно шепнул Словцен, искоса глянув на подругу.

— Гостомысл предупреждает Эфилию о том, что теперь ей придется учить наш язык, — так же тихо объяснила Леона, чуть наклонившись в сторону парня.

Брови Словцена недоуменно поползли вверх.

— Нельзя, чтобы чужих ушей коснулась твоя родная речь. Мы строго блюдем тайну происхождения каждого, кто попал в этот мир, — продолжал Гостомысл. — И тебе предстоит стать его частью. Теперь это твой новый дом.

— Леона, — еще тише проговорил он. — Почему они говорят на другом языке?

— Потому что она еще не знает нашего, — спокойно ответила Леона.

Стоящие рядом ребята весело покосились на них.

— Леона, — с нажимом шепнул Словцен, незаметно склонившись к подруге еще ниже. — Что это за язык?

Леона наконец понимающе посмотрела на парня.

— Солларский, — ответила она с улыбкой. — Язык их мира.

Словцен недоуменно дернул головой.

— Их мира? — сдавленно переспросил он.

Парень новым взглядом оглядел присутствующих. И что таилось в этот миг в выражении его глаз, передать вышло бы с трудом. Он ошарашенно посмотрел на подругу.

— Ты тоже…

— Нет, — перебила его девушка. И добивала, чувствуя, как сдавливает горло тоска: — но моя мама – да.

Эфилия растерянно глядела на старца.

— Я должна буду забыть свой язык?

Гостомысл покачал седой головой.

— Что ты, дитя. Твой язык — часть тебя. Не гоже от него отказываться. Но пока на этой земле ему не следует звучать лишний раз. Говори на нем с Богами, — мягко посоветовал старец. — Помни, они услышат тебя и отсюда.

Эфилия грустно кивнула.

Гостомысл ободряюще положил ладонь ей на плечо.

— Не легко, терять родину, — понимающе проговорил он. — Но оглянись — часть твоего мира здесь, с тобой. Соллара в ваших сердцах, в вашей памяти.

Девушка быстро утерла покатившуюся по щеке слезу и посмотрела на собравшихся. Понимание, сочувствие, радость, поддержка — вот, что читала она на их лицах.

— Помнится, последний раз, когда я навещал тебя, ты сомневалась, — тихо сказала старец так, чтобы было слышно лишь ей. — Что же говорит тебе твое сердце сейчас? Желаешь ли ты стать частью нашей семьи?

Девушка неуверенно посмотрела на Дара, закусила губу, кивнула.

— Да.

Гостомысл улыбнулся.

— Чтож, тогда время представить тебя Богам обоих миров под новым родовым именем. — Верхуслава! — обратился старец к домовушке. — Думается мне, нам пора, — многозначительно добавил он.

Жители заимки стали с улыбками переглядываться. Зазвучали тихие шепотки.

Домовушка кивнула, приблизилась к длинному столу и махнула своими крохотными руками, будто набрасывая на него огромную скатерть. Тот час над ним засиял прозрачный, переливающийся под солнцем радужными разводами купол.

Словцен пораженно вздохнул.

— Это чтобы еда теплой и свежей осталась, — шепнула Леона другу. Дома ей доводилось видеть, как Добролюб начаровывает нечто похожее, когда Ружена задерживалась. Но говорить об этом другу она не стала — про Добролюба ему известно не было.

Народ, словно по безмолвному наказу стал покидать свои места, выходя из-за стола. Леона коротко глянула на друга, будто спрашивая: «ты идешь?», и, не дожидаясь, пошла за ними. Словцен, чуть помедлив, дернул бровями и двинулся следом. Чего еще ждать от этого дня?..

Собирались все в той стороне избы, где широкая беленая печь прятала от горницы тяжелую дверь из темных досок.

Леона ощутила, как словно в детстве, нутро защекотало разыгравшееся вдруг любопытство. Ни разу до сего дня не отворялась при ней загадочная дверь. Что таится за потрескавшимися от старости грубыми досками? Что скрывается там, в отделенной бревенчатою стеною части избы? Не единожды девушка задумчиво глядела на закрытый проход, чувствуя, как манит ее то, что за ним находится. Но ни разу не решилась потянуть за тонкую железную ручку.

Верхуслава оправила передник и важно прошла вперед, обходя ребят. В сравнении с высокой, массивной дверью домовушка казалась еще меньше, чем то было на самом деле. Она подняла руку, ладонь ее обхватило едва заметное клубящееся сияние, и, по велению крохотной женщины, тяжелая на вид дверь мягко отворилась. Проем подернулся белесой дымкой, смазывая таящиеся за ним образы.

Словцен пораженно перевел дыхание.

Сзади послышались шаги старца. Опираясь на свой посох, Гостомысл прошел вперед, остановился подле плывущего в дверном проеме тумана.