— Удивительную волшбу способны творить домовые, — произнес он с нескрываемым восхищением в голосе.

Верхуслава приосанилась.

— Люди в былые времена могли много больше, — заметила она.

Гостомысл согласно кивнул.

— Будем верить, что однажды нам удастся возродить великую науку чаровства, — сказал он. — Но сегодня нам должно думать о другом!

Старец улыбнулся, поднимая посох.

— Время светлого обряда и доброго празднества! — пророкотал он своим глубоким голосом. — Давно уж наша семья не становилась больше. И коли вы позабыли или, — добавил он, глянув на Леону со Словценом, — не ведаете вовсе — упреждаю: входить дозволено лишь по одному, — произнес он, склонив голову и строго глядя на собравшихся из-под опущенных бровей.

— Дитя, — обратился Гостомысл к Эфилии. — Твой черед в самом конце. Агнеша и Дарий подскажут тебе, когда настанет пора.

Старец развернулся и, опираясь на посох, шагнул в проход, растворившись в белесой дымке.

— Ох, вот жеж чертовщина… — потрясенно выдохнул Словцен.

Леона, пусть и была изумлена не меньшего парня, тихонько толкнула его локтем в бок.

Собравшиеся выстроились вереницей и, шагая вперед, стали друг за другом исчезать в тумане. Наконец настал черед Леоны. Она взволнованно приблизилась к зачарованному проходу, нерешительно замерев на пороге.

— Не боись, — шепнула ей Верхуслава и ободряюще улыбнулась.

Леона вздохнула, улыбнулась в ответ и сделала шаг вперед. На доли мгновенья ей показалось, что она погрузилась в прохладный кисель, тонкими струйками пробежавший меж пальцев. Но уже в следующий миг, она вышла в небольшой избушке с распахнутой на улицу дверью, через которую выходили наружу те, кто миновал переход прежде нее. Голова кружилась, как если бы она долго крутилась на месте. Леона оглянулась: за ее спиной клубился такой же белесый туман, и сквозь мутную пелену можно было разглядеть очертания оставшихся в избе ребят. Кто-то приблизился по ту стороны завесы, и она скорее отошла с дороги, освобождая место следующему.

Через несколько мгновений появился растерянный Словцен.

Он молча уставился на подругу, и в глазах его застыло немое удивление.

— Ты как? — участливо спросила девушка.

— Нутро все сжало, — сдавленно ответил парень.

— Отойди с дороги, — посоветовала Леона.

Словцен послушно сделал несколько шагов в сторону и перевел дыхание, согнувшись и оперевшись на стену.

— Голова кружится?

— Уже нет, — ответил он, чуть погодя. — А ты как?

— В порядке, — сказала девушка. — По началу тоже кружило. Все идут туда, — кивнула Леона на распахнутую дверь, откуда лился дневной свет и виднелись деревья. — Идем?

Парень разогнулся, бурча:

— Знать бы еще, чего тут творится… — но кивнул.

Друзья вышли наружу, оказавшись в окружении высоких могучих деревьев. От небольшой, видно уж старенькой избушки, которую они покинули, убегала в чащу узкая тропка, где только что скрылся Бойко.

Ребята двинулись за ним. Вокруг порхали пташки, звонко разливаясь многоголосыми трелями. Леона шагала по тропинке, пораженно смотрела на густой, поросший мхами лес, и всем нутром ощущала его древность. Могучий, должно быть, Хозяин охраняет его подступы. Девушка неловко пошарила по карманам, которые пришивала даже к запоне, но ничего не нашла. Кусочек сахара и пару сухарей, припасенные для Флокса, остались в наскоро скинутых портах. Не нашлось у нее для Лешего угощения…

Тропка оказалась короткой и быстро привела их на широко раскинувшуюся поляну, где возвышались два деревянных идола искусной резьбы.

Один из них был словно объят застывшим пламенем: лик его был суров, тело его, мужское, бугрящееся мышцами, сливалось с вырезанными лепестками огня, лижущего его со всех сторон, а в руках он держал земной шар, покрытый неровными пятнами. Второй идол, с прекрасным женским ликом, словно вырастал из бурлящего водного потока, руки его были протянуты вперед, и на раскрытых ладонях распускались деревянные цветы.

Перед идолами возвышалось каменное требище. Выбеленный, расшитый дивными узорами покров, что застилал его, был заставлен скромными яствами: караваи, соль да полные напитков кувшины. Средь них, в самом центре требища, уместился небольшой ларь, сродни тому, из которого Гостомысл ранее доставал живец. А подле — низкая каменная чаша, расписанная чудными знаками и короткий кинжал.

Бойко подошел к идолам и низко, уважительно поклонился, произнося неизвестное друзьям славословие. Даже Леона, зная солларский, не поняла значения прозвучавших из его уст слов. Все собравшиеся выстраивались в круг внутри поляны, и Бойко, поклонившись идолами, присоединился к остальным, встав подле Нежаты.

К друзьям подошел Гостомысл. Остановился рядом, глядя вместе с ними на идолов.

— Это Юрсалия и Хартен, — наконец произнес он. — Боги Соллары.

— О какой Солларе вы говорите?.. — недоуменно нахмурился Словцен. — Что это?

— Их родина, — тихо ответила Леона, кивнув на собравшихся на поляне. — Их и моей мамы…

— Я не понимаю… — Словцену до сих пор было трудно осознать и принять вдруг, что другие миры — не просто древние полузабытые легенды. — Ты говорил это было в далеком прошлом. А теперь проходы разрушены… — недоуменно произнес он, глядя на старца.