Я не влюблён в Елизавету. Пусть она женщина и хоть куда, и заслуженно считается первой красавицей Российской империи, но у меня всё ещё сохраняются свои критерии оценки женской красоты. А ещё есть у меня и свои понятия, какой характер и какое поведение более всего приличествуют девушке.

— Отчего вы, сударь, уже будучи сколько дней в Петербурге, даже не удосужились поинтересоваться, а, может быть, и я здесь? — как и предполагалось, общение с Елизаветой началось с претензий.

— Я верил и знал, что вы, Ваше Высочество, придёте ко мне, — практически издевался я.

— Ах, Арлекин! — выкрикнула Елизавета. — Я же ждала вашего приезда!

И сжала губы — не хотела вот так сразу признаваться, что томится по мне, да слово не воротишь. И пока она не начала какой-нибудь новой манипуляции, я вставил своё весомое слово.

— Елизавета Петровна, не хотелось бы быть грубым… Но если вы не прекратите сыпать в мою сторону оскорблениями, мне придётся на них отвечать, — жёстко отчеканил я.

Лиза для меня пока ничего полезного не сделала. Не считать же то, что мы предавались плотским утехам, платой от Елизаветы Петровны за моё молчание о том, что она всё ещё лелеет надежду заполучить трон отца? Да и за то, что я всё ещё не отказался от идеи защищать эту женщину.

По возвращению в Петербург я вновь задумался кое о чём таком, на что до сих пор чёткого ответа не получил. Кому быть на Российском престоле? У Елизаветы Петровны в той игре престолов, которая разыгралась у меня в голове, есть даже некоторые преимущества.

По крайней мере, мне известно из истории, что пусть правление Елизаветы Петровны было в некоторой степени спорным, однако были проведены внутренние реформы, была одержана победа в Семилетней войне — в самом тяжёлом конфликте Российской империи в Европе, считая, наверное, до самых наполеоновских войн.

Так что, руководствуясь принципом «не навреди», я всё ещё рассматривал Елизавету Петровну как вероятную императрицу Российской империи. При этом здесь и сейчас я не видел в ней ту женщину, которая могла бы стать этой великой государыней.

Ведь мало трон занять — его надо удостоиться.

— Как вы меня нашли, Елизавета Петровна? — спросил я.

А ведь это — совсем не праздный вопрос. Ночевать-то я приехал в свой купленный дом. Тот самый, что между Галерной и Английской набережными. Та система строений, которая ещё пополнится несколькими зданиями и сооружениями, станет штабом моего гвардейского батальона. Пока руководство страны или гвардии не додумается всё-таки построить казармы хотя бы для трёх гвардейских полков.

Узнать об этом Елизавета Петровна не могла без какой-либо посторонней помощи. Ну, не читает же она мои мысли? Я решил ночевать не в гостинице при ресторане, а уже в своём доме, только вечером, когда сделка о покупке свершилась так быстро, как я и рассчитывать не мог.

Отсюда — вывод.

— Елизавета Петровна, неужто вы подкупили кого, чтобы обо мне сведения иметь? Ведь если это так, то… Разве же без того, чтобы знать, кто из моих людей продажный, могу ли я оставаться благосклонным и продолжать восхищаться вашим великолепием? — поинтересовался я.

Лиза насупилась, нахмурила брови и смотрела теперь на меня исподлобья. Такая реакция подсказывала, что я прав.

— Я истосковался по вам, но никак не могу спустить то, что среди моих людей есть тот, кто продаётся. Мой Мазепа. И пусть он продался именно вам… да я и сам бы сказал, где буду располагаться. Лишь только навязываться не хотел. А коли этот человек врагам продастся… и моим, и вашим врагам? — говорил я, взяв ручку Елизаветы и поглаживая её, стараясь томно смотреть в сердитые женские глаза.

Она ведь сюда пришла, не я к ней. Не просто так преодолела некоторое расстояние. Елизавета, поступая подобным образом, в том числе, рискует своей репутацией, пусть и уже достаточно известного вида, подмоченной. Но одно дело — слухи о том, что она с кем-то любится. Пусть они скабрезны, но то ещё не урон. А вот иное, что она бегает за кем-то.

Ну пусть не за кем-то, а за мной. Но для общества Елизавета как цесаревна теряет лицо, если ради того, чтобы получить плотские утехи, она сама мне докучает. Так не должны думать те, кто хоть сегодня готов выступить под знамёнами Елизаветы Петровны. А среди преображенцев таковые имеются. Они боготворят ее, имеют влажные мечты относительно этой златовласки с пышной грудью и стройными ногами. А тут, словно девка падшая, бегает.

— Не ведаю я, кто и кому сказывает о делах твоих. Мне о них вещает Алексей Григорьевич. Много у тебя в отряде людишек малоросских. Так и немудрено найти того, кто малороссу, земляку Лёшке Розуму расскажет всё, что ни спросят, — явно нехотя говорила Елизавета.

Я отстранился от женщины, даже несколько небрежно оставляя её ручку без поглаживаний. Не воспринимал я Разумовского как какого-то дельного человека, который может мне вредить. Считал его певичкой и пастушком.

Надо же! Видимо, недооценил я не столько самого человека, сколько его мотивы, способные даже изменить характер и намерения. Весьма очевидно, что Елизавета Петровна в большей степени теперь ориентируется на меня.