— Чеснок раскидать по левому флангу! — приказал я, анализируя, как идёт работа по созданию укрепрайона. — Штуцерники на левый фланг!

Чеснок — это древняя, как минимум, использованная ещё в Древней Руси, защита против атак кавалерии. Острые шипы, которые будут разбросаны на пути следования конницы, если и не сдержат атаку врага, то явно ещё больше её замедлят.

Конь, который наткнётся на такую «мину», уже перестаёт быть боевым. На ходу может потеряться строй, разладиться общий напор. А ведь для конной атаки это очень важно. Если кавалерия не придёт единой волной, а станет мешкать, то она будет гарантированно расстреляна из ружей.

Учитывая то, насколько трудно и долго перезаряжать штуцеры, такую помощь в виде чеснока штуцерникам, моим снайперам, оказать просто необходимо.

— Орудия готовы! — прокричал радостный подпоручик Смитов.

Дорвался, наконец, этот потомок англичан-переселенцев в Россию до своего часа. Вот уже и по неприятелю палить будет. А так переживал, что не по специальности служить ему придется.

Менее чем через три минуты, даже быстрее, чем было обещано, и мы уже были готовы встречать врага. Лишь только впереди, метрах в шестидесяти по центру нашего построения, ещё копошился Фролов со своей командой. Они подкапывали три бочонка с порохом, внутри которых были поражающие элементы. В основном, камни, так как железа не так много, а использовать для этих нужд картечь я посчитал расточительным. Тем не менее, взрывы должны, конечно, и ошеломить, и нанести определённые потери врагу.

— Почему они остановились? — недоумённо спрашивал меня Саватеев, как и положено, оказавшийся возле меня, как мой заместитель.

У меня были догадки. И, к нашему сожалению, они подтвердились.

— Срочно отправить второго вестового к генералу Леонтьеву. Доложить, что будем атакованы не только конными татарами, но, весьма вероятно, и турецкой пехотой, — приказывал я.

Пока ещё не было видно, прав ли я, что нынешняя атака будет поддержана ещё и пехотинцами врага. Скорее всего, турками, хотя и у крымчаков, пусть и в очень малой доле, но такой род войск также имелся.

Началось тревожное ожидание. Враг остановился примерно в версте от нас, чтобы до него гарантированно не долетали никакие ядра, если мы вдруг обладаем пушками. И выжидал. Ждали и мы, так как об атаке на крымчаков речи быть не может. Какие бы мои бойцы ни были чудо-богатырями, или какими бы ни были преображенцы отличными солдатами — если начнём атаковать первыми, нас сомнут.

Преображенцы попали под моё командование из-за сущей неразберихи в русской армии. Две роты Преображенского полка прислали на войну, и командующий, фельдмаршал Миних, должен был их куда-то определить. Вот только Миних-то в тот момент отправился в Киев на лечение. И так вышло, что я, узнав при встрече с коллегами-гвардейцами об их растерянности и неопределенности, предложил влиться в мой отряд.

Возражения были, не без этого. Преображенцы прибыли ко мне лишь только через пять дней сплошных переходов через лесостепь. Слава об Измайловском батальоне, где почти никто не болеет, где едят от пуза, где даже не утруждают себя розжигом костров и строительством навесов от дождя… Будто бы это всё делается по щучьему велению… Эта слава уже расползалась по всей русской армии. Преувеличенная слава, но я не разрушал мифы. И время на это не было, и желания.

Так что в какой-то момент преображенцы попросились ко мне, мол, они думали над моим предложением и пришли к выводу, что не против передвигаться в левом заградительном отряде. Заградительном — это который заграждает основное русское воинство от возможных атак с фланга.

Именно так, по флангам огромного русского войска, особенно если учесть невероятно большой обоз, были выставлены охранительные отряды. Это нам предстояло в случае набега крымчаков первыми их встретить, сообщить командованию об опасности, да самим продержаться, пока не прибудут основные силы и не прогонят вражескую конницу.

Подобная идея была мною изложена ещё Христофору Антоновичу Миниху. Но сейчас генерал-лейтенант Леонтьев подобное передвижение русской армии представляет, как свой военный гений. Обидно, не скрою.

Вот только если положить на чашу весов мою обиду и то, что русская армия в итоге всё-таки передвигается относительно безопасно, вовремя реагируя на многочисленные «комариные укусы» крымчаков, то, несомненно, перевешивать будет общее дело, а не уязвлённая моя гордыня.

— Александр Лукич, вы что ж, знали о том? О пехоте неприятеля? — удивлённо спрашивал капитан Саватеев, прожигая меня взглядом, словно хотел увидеть рождённого в нашем отечестве нового пророка.

— Когда будем разбирать бой, я подробно расскажу, почему я пришёл к такому выводу. И не ищите, капитан, божественное провидение там, где всего лишь достаточно использовать человеческий разум. И обращайтесь ко мне по-уставному. Нынче мы в бою! — ответил я своему заместителю.

Наличие у врага пехоты смутило не только моего заместителя. Изготовившиеся к бою и стоявшие до того в полной тишине солдаты и офицеры стали перешёптываться между собой.

— Отставить! Быть готовым! Задача — выдержать первый натиск. А после придёт подмога, и добьём вражину! — старался я приободрить своё воинство.

На самом деле, я был почти уверен, что помощь прибыть к нам не успеет. В лучшем случае, появится один из казачьих полков или кто-то из башкирцев. И этого хватило бы. Но будут ли… Вопрос.