– Мама была в больнице, – сказала она, – вот почему меня не было в понедельник.

Мистер Джеймс немного смягчился:

– Мне очень жаль это слышать, Маргарет. Теперь все в порядке?

– Она диабетик, – сказала Сорока, не зная точно, откуда взялась эта ложь, просто понимая, что та полностью сформировалась на кончике языка.

– Должно быть, для тебя это очень тяжело.

– Надо сказать, да, – ответила Сорока. – Тяжело.

– Если бы ты пришла поговорить со мной об этом, я, конечно, дал бы тебе поблажку.

– Об этом нелегко говорить.

– Это я понимаю. Конечно, понимаю. Но, учитывая твою ситуацию и тот факт, что ты уже несколько месяцев не делаешь домашнюю работу…

– Я прочла рассказ, – перебила Сорока, – про Конни и Арнольда Френда.

– Да, и мы договорились, что ты напишешь о нем сочинение.

– Но моя мать…

– Я не такой суровый, Маргарет. Прошу прощения, если кажется, что такой. Я не лишен сочувствия. Но не могу позволить тебе продолжать сидеть у меня на уроке день за днем и ничего не делать. Итак, это твой последний шанс: сочинение должно быть на моем столе в пятницу, через неделю после сегодняшнего дня, хорошее сочинение. Теперь я задам количество слов. Две тысячи. Двойной интервал. По полной программе. Или оно будет у меня на столе в пятницу, или ты провалишь английский. Я хочу, чтобы ты предельно ясно поняла, Маргарет. Это понятно?

– Понятно.

– Я даю тебе целую неделю. Знаю, что этот год прошел для тебя нелегко, Маргарет, и понимаю это. Но пора прояснить ситуацию.

– Пора прояснить ситуацию? Кем он себя возомнил?

Здешний в углу класса жонглировал учебниками английского языка. На нем был – непонятно почему – огромный дурацкий колпак. Сорока наблюдала за ним краем глаза, пока не осознала, что настала ее очередь говорить.

– Поняла, – повторила она. – Я напишу сочинение. Обещаю.

Еще один испепеляющий спокойный взгляд, и он оставил ее наконец-то одну.

Во время ланча Клэр предложила заняться вечером чем-нибудь веселым втроем: Сороке, Бену и ей.

– Неделя была дерьмовая, – заявила она, тяжело ставя поднос на стол. Ее обед состоял из яблочных ломтиков и нарезанного салата, что на самом деле смотрелось не так уж плохо.

– Что случилось? – спросил Бен.

– Просто куча домашних заданий. Ведь до конца учебного года осталось две недели. Если я до сих пор не знаю, как вычислить сложную процентную ставку, то, скорее всего, никогда этого не узнаю.

– На самом деле это не так уж и сложно, – сказал Бен.

– Замолчи, задрот-математик, – возразила Клэр, закатывая глаза. Она бросила в Бена кусочек яблока, который отскочил от его плеча и упал на пол.

– Заняться чем, например? – спросила Сорока.

– Например… ладно, просто выслушайте: боулинг-клуб устраивает каждую пятницу вечер под названием «Галактический боулинг». Там развешивают дискошары и играет супергромкая музыка. Настолько странно, что даже круто.

– Похоже, ты там уже бывала, – сказал Бен. – Погоди, ты что, задротишь в боулинг? Ты – задрот-ботаник, а сама меня называешь задротом-математиком? Хотя боулинг не имеет практического применения в жизни, а математика имеет?

– Я ненавижу тебя, – сказала Клэр. – Тебя не приглашаю. Мэгс?

Сорока пожала плечами. У нее не было никаких планов. Она не возражала против боулинга. Тем более три вечера в Близи выжали из нее силы. Она устала так же необъяснимо, как после сдачи крови. Кроме того, она всегда могла пойти туда потом, если захочет.

– Конечно, я не против.

– Ну надо же, не пришлось даже лезть из кожи вон, – сказала Клэр, закатывая глаза.

– Кто-то не в настроении, – заметил Бен.

– Говорю же, неделя была дерьмовая! И я просто хочу покатать тяжелый шар по ряду в кегли, ясно?

– Кажется, это называется «дорожка», – сказал Бен.

– Ты точно задрот, – огрызнулась Клэр.

– Прости, прости. Я с удовольствием пойду с тобою в боулинг, Клэр.

– Отлично. «Галактический боулинг» начинается в десять. Можем встретиться там.

– У тебя есть собственный шар? – спросил Бен, поддразнивая ее.

– Да, – призналась Клэр, – и я заеду им тебе в лицо.

На истории мисс Пил дала классу время, чтобы поработать в парах над финальным проектом. Бен с Сорокой сдвинули свои парты, и Бен разложил записи. Он минуту подождал, но Сорока ничего не ответила: она не проводила исследований, которые они назначили друг другу в начале недели.

Не то чтобы Маргарет и не собиралась заниматься проектом. Она собиралась. И чувствовала себя ужасно, наблюдая, как Бен перебирает бумаги, страницу за страницей, все в рукописных заметках, распечатки и статьи, старательно выделенные неоново-желтыми маркерами. Ей было так стыдно, что она не могла подобрать слов – что говорят, когда не сделал то, что должен был? Когда провел целую неделю в тайном мире, вместо того чтобы сделать хотя бы минимум работы над групповым проектом?