Шрифт:
Черномор фыркнул:
— То есть ты… сдерживал этот «свет», чтобы нас всех не испепелило? Ведь по твоим понятиям, мы и есть «нечистые».
— Да. Если бы я отпустил контроль, от вас и углей бы не остались.
Тишина повисла снова, но тут раздался хриплый хохот Черномора:
— Ха! Вот почему ты кровью истёк, волхв. Пытался удержать силу Господа за шиворот одной рукой, как пьяного медведя?
— Примерно так, — кивнул священник.
Иван тяжело вздохнул:
— Жёсткая у тебя работёнка, батюшка.
Отец Евлампий закрыл глаза.
— Моя работа — искать. А дальше… как скажет Господь…
Он замолчал, и в его голосе вдруг прозвучала усталость, которой не было даже в самые тяжёлые минуты схватки. Священник неожиданно уронил голову на грудь, его дыхание стало поверхностным и рваным. Кровь вновь начала сочиться из его носа.
Наплевав на гипотетическую опасность, я подполз к священнику и сунул под нос пузырёк с зеленоватой жидкостью, заготовленный как раз на такой вот случай. Еще один экспериментальный образец, разработанный моиммертвым дедулей и Глафирой Митрофановной за тот короткий промежуток времени, пока мы собирались в дорогу.
Вообще Вольга Богданович с моей ненаглядной составили настолько убойный и эффективный гамбит, что разработки их маго-научной группы теоретически были способны поставить весь мир с ног на голову. И вот этот состав был ими специально разработан для поправки здоровья отца Евлампия, которого из-за его (а точнее Божественной) Благодати невозможно было подлечить магией.
— На, выпей.
Блеск в глазах монаха померк, когда он взглянул на склянку.
— Ведьмачье зелье? Ты сошёл с ума, ведьмак?
— Ведьмачье и что? В нем ни грана магии! Только натуральные ингредиенты! Будешь переживать из-за каких-то трав?
Черномор, продолжая ковыряться в бороде, смеясь заявил:
— Да ладно тебе, волхв. Ты же сам сказал, что Благодать не подчиняется нашим законам. Значит, и все твои запреты — тоже полная чушь!
Священник закашлялся, и на его ладонь выплеснулась алая пена. Я видел, как дрожь пробежала по его телу — он скорчился, схватившись за голову.
— Я… не могу… это принять… — прохрипел он через силу.
— Ну, вот ещё глупости! — Черномор выхватил пузырёк из моих рук, выдернул пробку и сунул его монаху прямо в зубы. — Пей, болван! Я тащить тебя на загривке не собираюсь!
Я усмехнулся, смерив взглядом тучного монаха и жалкого карлика. Однако, физической силы в этом недомерке было столько, любой спортсмен тяжелоатлет бы обзавидовался. Так что он вполне бы смог утащить на горбушке дородного инквизитора.
Отец Евлампий через силу сделал глоток — и сразу скривился. Зелёная жижа потекла по его подбородку, смешиваясь с кровью. Но через мгновение глаза священника расширились от удивления — ему явно стало лучше.
— Что… что это было?
— Болиголов, адреналин, немного беладонны… — буркнул я от балды первое, что пришло в голову. Потому что я реально не знал, чего там понамешано. А после пронаблюдал, как естественный цвет возвращается к его бледному лицу. — И еще куча растений, произрастающих на нашей бренной земле по воле Создателя! Заметь!
Монах уставился на свои руки, которые перестали трястись, а мелкие ранки на них уже начали затягиваться прямо на глазах.
— Колдовство…
— Нет, — Я весело рассмеялся и хлопнул его по плечу (хотя я был совершенно не уверен, сработает ли зелье), — просто продвинутая фармацевтика!
Отец Евлампий, зараженный моим весельем, тоже рассмеялся. Смех его был хриплым, но живым.
— И что же мне, грешнику, теперь со всем этим делать?
— Да хоть в бутылку залей и продавай, — проворчал Черномор, вновь возвращаясь к своей бороде. — Только сначала до места на своих двоих доберись!
Ветер наконец осмелел и понёс по чудесной тропинке запах мокрой листвы. Мы собрались в кучу — потрёпанные, но целые и даже пришедшие в себя. Целительское заклинание поставило всех на ноги, а священника — зелье.
— Ну что, — я вздохнул, — дальше идём?
Нам-таки удалось отбиться от жуткой твари, не разрушив лесное волшебство — тропинка уцелела, и нас не выбросило с её извилистого пути.
Отец Евлампий перекрестился — но в этот раз тихо, без вспышек божественного света.
— Идём. Пока Господь терпит.
Мы зашагали прочь от пепелища, оставляя за спиной лишь тлеющие угли и тишину, которая наконец перестала быть такой тягучей. Тропинка вилась перед нами, словно живая, то сужаясь до едва заметной тропки, то расширяясь в подобие настоящей лесной дороги.