— П-п-ратиш-шка Ш-шума ф-фернулс-ся! — вопил на всех «диапазонах» злобный дух, пребывая вне себя от счастья.

Да и я тоже испытывал незабываемые чувства, которыми ментально тут же поделился с Лихоруком. Черт, да я тоже был рад встрече, хоть мы не виделись всего-ничего, даже месяца не прошло.

— Позже поговорим, братишка, — сообщился я, — а то мы с тобой сейчас всех здесь переполошим.

— Лих-хорурк рад, п-ратиш-шка Ш-шума! Ош-шень и ош-шень рад! — произнёс он, исчезая.

— Я тоже! — Послал я ему сигнал по нашей энергетической связи. — Ошень-ошень рад…

Я поднялся с земли под настороженные взгляды чекистов. Они явно не поняли, что со мной только что произошло — что за невидимая сила сбила меня с ног и протащила по воздуху добрый десяток метров. Я поднялся на ноги, отряхнулся и произнёс:

— Не переживайте, товарищи! Всё в порядке — это издержки энергетической сферы деятельности… — Бездарно сливать существование Лихорука я так и не собирался — он был моим тайным оружием.

Хотя Черномор как-то странно повел носом, словно ищейка, а затем пристально на меня посмотрел. Ему я сказать могу, потому что знаю на сто процентов — он меня не подведёт и не предаст, даже под пытками не выдаст. А отец Евлампий, когда Лихорук пролетел рядом, инстинктивно вновь принялся искать свой крест, словно ощутил присутствие моего одноглазого приятеля.

— Ну, черти, живёхоньки! — Фролов, наконец-то добравшийся до меня, облапил так, что кости затрещали. — А мы уж и что подумать не знали, после того, как пришла информация о подбитом самолёте… Выжили, черти полосатые! Выжили!

После того, как перед самым уходом на задание, я подлатал товарища капитана госбезопасности, он основательно прибавил и в весе, и в ширине плеч, да и силушки оказался не мерянной. Теперь он не сутулился и хромал, а двигался довольно стремительно. Сразу было видно, что он наслаждается каждым прожитым мгновением.

— Ваня, ты как, цел? — Наконец оставив меня, Лазарь Селивёрстович принялся за Чумакова.

— Цел, товарищ Контролёр! — отрапортовал дедуля, и они тоже крепко обнялись.

Товарищ Летнаб, он же Петров Петр Петрович, стоял чуть в стороне, суровый, но даже в уголках его глаз читалось что-то похожее на облегчение. Ну, а его мысли не отличались разнообразием — сейчас каждый, даже самый распоследний красноармеец на нашей секретной базе был рад нашему возвращению. Ведь вернуться живым из-за линии фронта — не это ли настоящее Чудо?

— Ну что, герои? — Чуть хрипловатый голос летнаба перекрыл общий гомон. — Первым делом на кухню?

— Да, пожрать бы не мешало! — Выразительно погладил урчащий живот коротышка. — После всех приключений аппетит разыгрался — просто жуть! — громогласно рыкнул он, невзирая не мелкий рост.

Кто-то засмеялся, кто-то выругался от неожиданности, но все понимали, что прибывшие со мной и Ваней — это не совсем обычные, а, вернее совсем необычные люди. Если они вообще люди… Запах казарменной кухни, крепкие рукопожатия, смех — после всех мытарств наша секретная база в Подмосковье казалось почти райским уголком.

Когда мы зашли за ворота, товарищ Контролёр кивнул в сторону здания:

Сначала баня или ужин?

— Сначала жрать, а потом уже всё остальное! — безапелляционно проревел Черномор.

— И откуда у нас такой грозный товарищ взялся? Субординация не для него? — безобидно поинтересовался Фролов, кинув оценивающий взгляд на коротышку.

— Ты его недооцениваешь, товарищ Контролёр, — усмехнувшись, произнёс я. — А субординации я его научу…

— Тогда прибавим хода, товарищ Борода! — рассмеялся Лазарь Селивестрович, направляясь к столовой.

И мы пошли за ним, наконец зная, что хотя бы на эту ночь война для нас закончилась. Столовая встретила нас густым паром от горячих щей и звоном металлических мисок. Повар — коренастый красноармеец с вечно засаленным фартуком — уже накладывал порции, бросая оценивающие взгляды на вошедших.

Мы уселись за длинный стол, и Черномор, не дожидаясь приглашения, тут же вцепился в хлеб, а после принялся уплетать щи, будто боялся, что их сейчас отнимут.

— Да не спеши ты, оглашенный! — фыркнул Фролов, но коротышка только оскалился в ответ, демонстрируя полный рот капусты, застрявшей в зубах.

Я отхлебнул горячего бульона, и тело сразу отозвалось благодарным теплом. Ваня Чумаков ел молча, но по тому, как он ковырял ложкой в тарелке, было видно, что его мысли где-то далеко.

— Опять у тебя в голове черти водят хороводы? — спросил я, наклоняясь к нему поближе.

— Да нет… — Мой молодой дедуля неожиданно вздохнул. — Просто думаю, как там Акулина, и сколько еще таких спокойных ночей у нас еще будет?

Тишина повисла на мгновение. Даже Черномор перестал чавкать, с интересом уставившись на Чумакова.