«Блин!»

Сэйдж вырвала руку, может быть, оттого, что он вёл себя как поражённый молнией. К счастью, его выкрик она сочла ответом на свой вопрос. А может, и не к счастью, судя по тихой злости и обиде на лице.

– Замечательно. Хорошего вечера.

Вечер был бы лучше, даже если бы он выдирал себе все ногти по одному. Но он ответил:

– Я вернусь с успехом.

Сэйдж взглянула на него мягче, кивнула:

– Не сомневаюсь.

– А ты как проведёшь вечер? – не удержался от вопроса Тристан.

Она сцепила руки за спиной, склонила голову набок.

– Гвардейцы пригласили меня выпить.

Злодею не понравилась лёгкость в её голосе.

– Гвардейцы? Кто?

– Данте, Амар, Даниэль…

– Даниэль – бабник, – предупредил Тристан.

Сэйдж игриво подмигнула:

– Надеюсь.

Она закрыла за собой дверь, и Тристан упал в кресло, так стискивая подлокотник, что отломил кусок дерева.

Кингсли поднял ещё две таблички: «ЕЩЁ». «ПОЖАЛЕЕШЬ».

– Я уже жалею, старый друг. Уже.

Тристан не выносил звучания смеха.

Смех означал радость, и, к несчастью для всех, кто попадался на его пути этим вечером, он был твёрдо намерен раздавить под каблуком любую радость, как букашку. Накинув капюшон, чтобы скрыть лицо, он окунулся в деревенскую толпу. На всех углах горели фонари, звучала музыка, танцевали пары. Дети смотрели кукольные представления, а в стороне имелась даже сцена, на которой ставили какую-то драму о потерянной любви.

«Как сентиментально. Просто потеха».

На улице вытянулся торговый ряд. Прогуливаясь вдоль палаток, Тристан насчитал больше двух дюжин торговцев. Он прислушивался и вдруг услышал имя, от которого у него перехватило дыхание.

– Отто Варсен, бедолага. Я слышал, Злодей бросил его волкам!

– У Злодея есть волки? – спросил другой голос.

– Покойся с миром, Отто! Правду говорят, добрые дела не останутся безнаказанными. Я же говорил Отто, не надо нанимать эту странную девчонку Сэйдж, но он сказал, что ему жалко бедняжку, и как она ему отплатила! Предательница. Всегда знал, что с ней что-то не так. Работает на Злодея! А у самой больной отец пропал!

«Просто иди дальше, – приказал себе Тристан. – Не привлекай к себе внимания».

Он твёрдо зашагал вперёд, натягивая тёмный капюшон на глаза. Магия уже сочилась наружу, серая дымка окружала его, дожидаясь, когда можно ударить. «Нет, – приказал он. – Рано».

– Она всегда была такая лакомая. Но этот её поганый рот! Если б можно было его зашить, я лакомился бы куда дольше.

Погодите-ка. Он знал этот голос.

«Ладно, – сказал он своему дару. – Давай».

Дымка потекла к беседующим, которые пили у окошка одной из лавок. У говорящего ярко-красным светилось колено – это был Рик, незадачливый бывший парень Сэйдж. Магия Тристана с силой врезала ему по колену, и он с криком упал, приятно грохнувшись об землю.

– Нога! – вопил он. – Что-то с ногой!

Его окружили другие мужчины, озабоченно переговариваясь. Тристан усмехнулся и пошёл дальше, но тут его схватила за рукав какая-то старуха.

– Простите, сэр! Хотите, раскрашу вам лицо?

У бабки были морщинистая улыбка и длинные седые волосы. Её прилавок выглядел печально на фоне остальных: прочие торговцы пришли с большими тележками и яркими вывесками, а у неё был только крошечный столик с красками и старыми на вид кистями, очереди к ней не стояло.

Было бы совершенно неразумно показывать бабке лицо. Слишком высока вероятность, что она завопит или кликнет стражу, лишив его последнего шанса найти Нуру Сэйдж. Но она с такой надеждой смотрела на Тристана, дожидаясь ответа, и руки у неё дрожали.

– Прошу вас, сэр. Честное слово, я хорошо рисую! И это стоит всего-то один медяк!

Медяка не хватило бы и на ломоть хлеба. «Да чтоб тебя…» Он стал сопливой нюней без намёка на разум. Но он всё равно сел на табуретку.

– Сделаете меня волком? – спросил он тихим, напряжённым голосом.

Бабка просияла так, что Тристан чуть не улыбнулся ей в ответ – но удержался. Остатки самоконтроля ещё сохранились.

– Конечно, сэр!

Она принялась макать кисти в краски, руки у неё тряслись, и при этом она так щурилась, что Злодей успокоился. Ей никак его не узнать, она его и не разглядит.

– Самым красивым волком будете!

Пока она разрисовывала его, Злодей осматривался, пытаясь увидеть, не продают ли где какие-нибудь рамы для картин. Ничего не заметил, но это была лишь одна сторона улицы. Бабка работала быстро, учитывая, как у неё тряслись руки, а когда подала ему зеркало, он поражённо распахнул рот. Бабка оказалась не простой рисовальщицей, а настоящей художницей. Всё его лицо было покрыто густыми мазками серого, чёрного и белого. Его было не узнать. Он совершенно не походил на себя.