Шрифт:
— Было бы интересно, а то я уж привык, что у нас приключения на всех, а тут ты отделяешься и ещё что-то рассказать не можешь. И кому? Своим! Членам своего кровного братства! — Тагай сделал вид обиженного, но долго притворяться не смог, рассмеявшись.
— Да ладно, — проговорил я. — Лучше расскажи, как у вас с Никсим ситуация обстоит: с храмом, с плантациями.
— Ой, слушай, отлично! Прямо на самом деле отлично! Мы мотаемся туда практически каждый день. Сейчас пока нет занятий — одно удовольствие. Либо с Росси, но это раньше, либо с Костиком. Мы уже натаскали немного грунта, высадили папоротники в тепличной зоне, развесили там искусственное освещение, сделали подвод воды. Одним словом, работа кипит. Я бы никогда не подумал, что столько смогу сделать руками. Сестра твоя, кстати, с матушкой консультируют и помогают теорией по этому вопросу.
— Ну не всё же тебе головой работать, тут и руки пригодились, — не преминул подколоть я друга.
— Я очень хочу, чтобы ты как-нибудь сходил туда с нами и увидел, как всё здорово мы сделали, — Тагай решил сделать вид, что не заметил. — На самом деле, детки Никсим тоже помогают в меру своих возможностей: то паутиной что-то скрепят, то короткий путь найдут. Одним словом, все при деле.
— Это же отлично, — ответил я. — Главное, чтобы на пользу.
— Ты даже не представляешь, — Тагай махнул рукой. Я видел, как он буквально расцвёл от мыслей о башне и о том, что там происходит. — Там всё потихоньку начало расти. Детишки счастливы. Паучки просто носятся как угорелые, бегают, радуются жизни. Постепенно разбирают какие-то забытые ходы. Пока всё идёт достаточно медленно, но они во всяком случае очень стараются. Ты не представляешь. А потом прибегают ластиться. Ну и, конечно, типа: «Дайте немножко папоротника». Но я всё отдаю Никсим, чтобы она сама распределяла, а то мало ли я в них не разбираюсь, вдруг одному и тому же давать буду.
— Больше никто не появлялся в округе? — спросил я.
— Нет, пока тихо, — покачал головой Тагай. — Даже Росси набрал запас панцирей и убыл. Всё очень по-джентльменски: не хамил, не грубил, лишнего не брал. Сейчас бывает там не часто. Насколько знаю, он уже партию отправил в Европу, ожидает, пока дойдёт.
— Без разрешения не ходит, да? — хмыкнул я, вспомнив испуг высшего.
— Нет конечно. Он спрашивал у Никсим, но сам без нас не появляется. Выполняет все наши договорённости от и до. Ну и сам к нам не лезет.
— Ладно, — сказал я, нащупав амулет Руяна, хотел отдать его, но потом передумал.
Решил, что он сегодня ещё может мне пригодиться, и не ошибся.
— Виктор! — крикнул мне издалека Николай Голицын, не решаясь подойти к озеру. Видимо, что-то его останавливало. — Ваш глава клана сказал, что мы выезжаем. Светозаров ждёт нас в своей резиденции.
«Ничего себе», — подумал я. Вот это скорость. С того момента, как мы расстались с дедом, прошло никак не больше часа. Я успел только наскоро перекусить и поболтать с Сати и Евпатием. Эти потихоньку притирались друг к другу, было видно, что между ними постепенно начинает проявляться симпатия.
— О! — сказал Тагай. — Нормально. Он тебя уже и вызывает. Смотри, так станет другом вместо прошлых.
— Слишком много драматизма в твоём голосе, — ответил я. — Не верю.
Я подоспел как раз вовремя. Креслав загружался в экипаж и что-то наказывал матери с Адой. Затем посмотрел на меня, на Голицына и кивнул:
— Садитесь.
Уже меньше чем через полчаса мы прибыли во дворец на приём к Иосифу Дмитриевичу Светозарову. Нас провели по гулким коридорам, казавшимся почему-то сейчас тягостно пустыми. Затем пригласили в небольшую комнату, которую, как я понимал, Светозаров использовал как рабочий кабинет. Здесь было достаточно уютно, но всё же я подумал, что с бумагами он работает где-то в другом месте. Это была приёмная, но для каких-то сугубо важных вопросов.
Внутренним чутьём, которое было всё время настороже, я понял, что вокруг нас раскинулся купол, чтобы никто не мог прослушать, о чём мы будем общаться. С Голицыным мы сели на соседние стулья и, не сговариваясь, затихли, положив руки на колени.
Я старался сдержать улыбку, потому что думал, что со стороны наверняка мы смотримся как мальчики-зайчики на каком-нибудь детском утреннике, которые сидят и думают только о том, чтобы их не вызвали танцевать под ёлочкой.
Иосиф Дмитриевич посмотрел на меня в упор, затем на Креслава и проговорил:
— Как-то частенько мы с вами стали встречаться, не находите?
— Частенько, — кивнул Рарогов. — Так разве ж это плохо?
— Хорошо, когда по хорошим поводам, — ответил ему Светозаров. — А у нас с вами всё как-то в иную степь уходит.
— Не вижу проблемы, — усмехнулся дед. — По крайней мере, до этого всё заканчивалось хорошо, поэтому не склонен к пессимизму.
— Ладно, — Иосиф Дмитриевич поднялся из-за стола и прошёлся по кабинету. Я понял, что где-то я уже эту манеру видел, причём от другого человека, и не так, чтобы очень давно. — Я хотел бы сразу перейти к делу. Мне интересно, что у вас есть за сведения, которые каким-либо образом могут порочить наш род и которые вы хотите сообщить нам в приватном порядке.
Креслав посмотрел на Светозарова.
— Вы б садились, Иосиф Дмитриевич, — сказал он.
— Что такие сногсшибательные новости? — недобро усмехнулся тот.
— Нет, просто я вставать не хочу, — ответил дед.
Светозаров кивнул и сел, к моему полному удивлению, но прожигал глазами деда.
— Совершенно случайно, — проговорил ему Креслав, — нами было обнаружено, что в Институте благородных девиц, находящемся под патронажем Её Императорского Величества Екатерины Алексеевны, над девочками в открытую издеваются. Это не просто жестокое обращение. Это буквально надругательство над женским организмом. Из конкретных вещей: опоздавших пускают босыми по мёрзлому плацу. За несоответствие внешнего вида бьют палкой по рукам. Тех, кто проспал, оставляют без завтрака, заставляют голодать.