– Но мы же доплывем до Новой Атлантиды? – с тревогой спрашиваю я.

– Ари… – обернувшись, Эрик быстро подходит ко мне и опускается на корточки, накрывая мои похолодевшие пальцы своими – теплыми и сильными. – Катер сменил курс. По моему приказу. И в каком-то смысле шторм нам только на руку… Нас будет проблематично отследить, но мы все равно должны быть готовы…

– Сменил курс? Зачем? Куда мы плывем, Эрик? – перебив брата, испуганно восклицаю я, вглядываясь в серые, словно холодная сталь, глаза. Сердце тревожно екает, по спине пробегает холодок страха. Эрик на секунду опускает голову, словно собираясь с мыслями. Пепельно-белые пряди падают на мужественное лицо, не давая мне рассмотреть охватившие брата чувства.

– Ты еще слишком мала и многого не понимаешь, но, когда мы попадем на место, я все тебе объясню, – он крепче сжимает мои пальцы, снова бросая на меня пронзительный взгляд. Губы сжимаются в тонкую линию, в глазах горит твердая решимость. Эрик никогда еще не смотрел на меня так… Будто я одна из тех, кем он привык командовать.

– Объясни сейчас, – настойчиво требуя я, высвобождая свои руки и обхватывая ладонями его неприступное суровое лицо.

– Позже, – он отрицательно качает головой и резко поднимается на ноги, требовательно глядя на меня сверху вниз. – Слушай меня внимательно, Ари, – не просит – приказывает. Я непроизвольно обхватываю себя руками, пытаясь унять нервную дрожь. – Мне нужно вернуться к команде, а ты закроешь за мной дверь и подопрешь чем-то тяжелым. Ты должна оставаться здесь, что бы ни случилось.

– Но как же… я думала… – растерянно бормочу и осекаюсь, чуть не порезавшись об острый пронизывающий взгляд брата. Внутренности сжимаются от необъяснимого страха. – Ты ведь вернешься? – мой голос срывается, в глазах закипают слезы.

– Да, конечно, – он отвечает слишком быстро, словно пытаясь меня успокоить. – Просто не выходи, пока я не дам тебе знак, и забаррикадируй дверь, – дрогнувшей рукой Эрик касается моих волос, губы трогает знакомая самоуверенная ухмылка. – Клянусь, я покажу тебе настоящий мир. Он существует, Ари… не только на островах. Верь мне, сестренка. Только мне. Слышишь?

– Да, – всхлипнув, я вскакиваю следом за ним и вцепившись в грубую ткань защитного костюма, порывисто прижимаюсь щекой к его груди.

– Поклянись, – требует он, целуя меня в макушку.

– Клянусь, Эрик.

Пробуждение дается тяжело. Остатки странного сна кружат в сознании, создавая разрозненную путаницу. Почему Эрик приснился мне именно сейчас? И что, черт возьми, означает это на удивление реалистичное послание из глубин моего мозга? Стертое подсознанием воспоминание или очередной обман разума?

Пытаюсь пошевелиться, но конечности онемели так, что от каждого движения мышцы пронзают колющие спазмы. Тело словно чужое, налитое свинцом. Голова неподъемная, будто обмотана тугими бинтами, мысли расплываются как туман. Издав сдавленный стон, я медленно оглядываюсь по сторонам, и вместо серой спартанской обстановки барака, вижу стерильную, холодную комнату. Белые стены, еще одна аккуратно застеленная кровать у окна с плотной шторой, ровный свет встроенных в потолки ламп, металлические панели, максимально практичная хромированная мебель с идеально-чистыми поверхностями, отражающими блики искусственного освещения, и запах… специфический с выраженными нотками дезинфицирующих средств и чего-то еще… неопознанного и инстинктивно вызывающего отторжение. Кровь, ржавчина? Не могу определить, но само помещение вызывает у меня стойкую ассоциацию с операционной, хотя внутреннее убранство указывает на то, что комната, скорее всего, предназначена для обычного использования.

Это не Полигон. Всё выглядит слишком стерильным, слишком неживым и необитаемым.

Где я?

Отталкивающий запах проникает в ноздри и неприятным металлическим привкусом оседает на языке. С трудом выпрямляюсь на кровати и снова осматриваюсь по сторонам. Моё сердце начинает колотиться быстрее, когда в самом темном углу комнаты я различаю знакомую фигуру.

Харпер. Он сидит в тени за металлическим столом, расслабленно откинувшись на спинку стула. Массивная мужская фигура удивительным образом сливается со сгустившимся полумраком, накрывшим его словно плащом. Пульс моментально подскакивает, голова гудит от вопросов, на которые нет ответов. Последнее, что я помню – это жесткий приказ генерала: «Огонь». Потом – оглушающий грохот пуль, тяжесть свалившегося на меня Харпера и пронизывающая боль в шее.

Но я жива. Как?

Пытаюсь сфокусироваться, чтобы хоть как-то восстановить контроль над собой. Рука рефлекторно тянется к месту, куда угодила пуля. Морально готовлюсь к боли, но мои пальцы нащупывают всего лишь тонкую полоску пластыря. Прикосновение вызывает небольшой дискомфорт… и на этом всё. Конечно, можно списать отсутствие болевых симптомов на сильные препараты, но под пластырем не чувствуется ни швов, ни опухоли… Словно мне заклеили обычную царапину, а не пулевое ранение. Будто выпущенные солдатами генерала автоматные очереди пролетели мимо… Но я точно помню, что пронзающий укол в шею был реальным. Или страх посеял путаницу в ощущениях? Может, пуля прошла мимо, по касательной, слегка задев кожу? Нет… маловероятно. Невозможно.

Глаза медленно привыкают к непривычно яркому свету, бьющему по чувствительным радужкам. Харпер бесстрастно наблюдает за мной, не торопясь что-либо объяснять. Все воспоминания об ужасной ночи вспыхивают разом. Лес, шершень, медбокс… расстрел по приказу Одинцова. Мысли взрываются так же быстро, как влетали пули в тела всех, кто стоял перед шеренгой вооружённых бойцов генерала. Мне не привиделось, и там были не только инициары. Лейтенант Эванс и солдаты из их боевой группы тоже находились рядом с нами, когда началась стрельба… и они не ответили, не сделали ничего, чтобы отразить огонь.