— Рогач вообще интересный мужик был. Вот представим — ДТП. Задавил ты человека. Ну ладно, не ты, а там, брат твой. Ну сват. Или сестре. Сидеть ты, то есть сестре не хочет. Вот идет она к нам, ну или к Рогачу, если напрямик знает, так мол и так, буё-моё, помогай, спасай, не дай за грош пропасть. Рогач, значица, в своем отчете и пишет, что усопший, мол, сам по себе человек странный был, на дорогу почем зря мог выскочить, да и вообще амнезиями страдал и прочими эпилепсиями. Ну ты понял, — Никита начал трясти Валю за плечо, словно это лучше разъясняло суть, — типа человек сам виноват в своей смерти. Помогал, короче. На том и погорел. В Павлодаре. Сюда, значит и перевели. Вы мне другое скажите. Рогача найду — с наградой не обманете?

Но никто Никите не ответил. Впрочем, его это нисколько не смутило, он продолжал балагурить про некую то ли Нину, то ли Зину, то ли Зану, которую он еще в техникуме соблазнил под мостом, хотел жениться, а она, сучка, взяла, да и вышла за военного. Вот он за ней сюда и перебрался, да так и остался навеки. В машине была радиола, но Дархан не знал, работает она или нет. Невыразительный говор Никиты вполне мог сойти за гур-гур виджея.

— Вот она, остановка! Вот она, же. Эй, тормози, да вправо, вправо.

Трухлявую скамейку и одинокий стол с невесть как сохранившейся табличкой и буковой «Т» с трудом можно было назвать остановкой. Киоска не было и в помине, но стоило свернуть в зеленые густые поросли, как обнаружился слева искореженный, завалившийся остов чего-то жестяного, небольшого, больше похожего на решетку из арматуры. Дороги не было, катили по траве в утопающий в зелени двор. Машину бросили в узком проезде, который Никита почему-то упорно называл аркой.

— Сюда-сюда. Вот его подъезд. Эх Рогач-Рогач, куда ж тебя занесло-то.

Никита безошибочно ориентировался во дворе, несмотря на густую поросль. Дархан же не разделял его энтузиазма. Если Бектурсынов Асхат Азаматович и жил тут когда, то сейчас двор выглядел совершенно вымершим. Кореец, перешагнув невысокий, едва различимый заборчик, пробрался в палисадник и подошел к подвалу. Присев, внимательно осмотрел трубу, сунул внутрь палец, понюхал. Обернулся к дядь Еркену.

— А шток-то блестит. Видать, крутили недавно, — достав из пиджака пассатижи (Дархан прекрасно понимал, для чего Вале этот инструмент), он крутанул торчащий шток, едва успев отскочить от крепкого напора воды. Напившись, кореец закрутил шток и спрятал пассатижи в карман.

В подъезде было прохладно, но пыльно. Мусора не было. Дверей на первом этаже — тоже. На втором двери были в порядке, но Никита упрямо гнал их выше. На третьем остановился у обитой темно-синим дерматином двери, и громко постучал, прижав локоть к двери.

— Рогач, открывай, телок тебе привез, — Никита сам рассмеялся своей шутке. Кореец подергал дверь. Она была заперта. Подошел дядь Еркен. Достал узкую косую отмычку. Начал вертеть в замке, помогая длинным тонким стержнем. Замок щелкнул. Дядь Еркен посмотрел на корейца. Тот, махнув головой приказал Никите войти первым.

— Эх жопа-жопа, приключений тебе…

Чем оканчивалось поэтическое приветствие Никиты узнать так и не удалось. Едва нырнув в душную темноту квартиры, он с диким криком выскочил назад, протирая глаза, а Дархан почувствовал острый запах хлорки. Валя, закрыв рукавом нос, потащил Никиту наверх. Дядь Еркен сбежал вниз. Сквозь режущую глаза боль, Дархан увидел, как вышла на порог изможденная, трясущаяся старуха в допотопном респираторе. В руках она сжимала баллон с хлоркой.

Валя немилосердно тащил старуху за руку по ступеням вниз. Она пару раз оступалась, Дархан едва поспевал подхватить ее. Дядь Еркен, выхватив пистолет, прикрывал отход, все время спрашивая, есть ли кто в квартире. Но старуха молчала. Она, казалось, обреченно приняла свою участь, безропотно выполняла все приказы Вали и, казалось, хотела лишь одного, чтобы это все скорее кончилось.

Когда спустились во двор, Дархан, выпросивший пасстажи, ринулся с Никитой к крану с водой. Пока промывали глаза, слушали, как допрашивали старуху.

— Кто такая?

— А вы кто такие? Мародеры? Знаете, что вам за это будет? — Старуха, казалось, вовсе не боится своих обидчиков. Голос ее звучал твердо, уверенно и трезво. Еще раз промыв глаза, Дархан присмотрелся и понял, что облившая их хлоркой совсем не старуха. Скорее пожилая женщина.

— Есть кто еще в квартире?

Старуха, стащив респиратор, ухмыльнулась.

— Поди, проверь, если не боишься?

Валя, глянув на дядь Еркена, вошел в подъезд. Дядь Еркен продолжил допрос: