Комната на четверых. Четыре девицы. Четыре койки. Частенько на некоторых из них соседки не всегда были одиноки. Спать юной и неотесанной девушке под ритмичные звуки и охи-вздохи было весьма неуютно и проблематично. Маша зарывалась с головой под одеяло, прижимала подушку к ушам…

И если бы только это. Подвыпившие и раскрепощённые донжуаны нет, нет, да и проявляли интерес к молоденькой дикарке. Присаживались как бы невзначай к ней на кровать. Через одеяло трогали за ноги, незаметно от подруг гладили по спине…

От этих прикосновений Маша, затаив дыхание, вжималась в койку, в страхе стискивала зубы, боясь продолжения. И было от чего. Иногда она слышала горячий мужской шепот, от которого становилось липко и противно:

— Слышь, Кать, давай Машку к нам.

— Я те дам, Машку! Те, чё, меня не хватает?

— Дык для антиресу. Классно будет, вот увидишь Надо ж пожалеть болезную…

— Я те пожалею! Оторву причиндал!

— Ты чё, думаешь, она там спит? — не унимался настойчивый кавалер. — Поди, вся соком изошла. Может, позовём?

— Дурак ты. Она ж дикая. Зенки-то повыцарапает…

Боясь заснуть, Маша напряжённо прислушивалась, а, всё же заснув, просыпалась в страхе от каждого неясного шороха. С ужасом представляла, как потные и грубые мужские пальцы скользят у неё под одеялом, и с отвращением вдыхала запах тяжёлого мужского пота.

Утром, не выспавшаяся, с опухшими от бессонной ночи глазами, шла на работу. Но и там было всё не так гладко. В цехе пахло лаком и красками, от которых слезились глаза, закладывало нос и становилось трудно дышать. А вечером в общаге вновь почти каждодневные пьянки-гулянки соседок по комнате с кавалерами. Привыкшая к любым неудобствам девушка всё безропотно терпела.

В райисполкоме Маша написала заявление на получение льготного жилья. Через какое-то время пришло уведомление о постановке на очередь, и она поспешила в жилотдел…

…Вы не одна сирота, — в который раз убеждала Машу девушка, ответственная за этот участок. — Смотрите, сколько заявлений!

Но я не могу больше ждать. Поймите, в общежитии жить невыносимо. Помогите!

— Но и вы поймите меня, — пыталась достучаться до Маши девушка. — Не в моих силах переместить вас в начало списка.

— Что же делать? — на глазах Маши навернулись слёзы.

Кому в этом мире нужна молоденькая, глупая, одинокая девчушка? Кто бы мог заступиться за неё? Кто бы захотел?

— Ждите, как все, — видимо, привыкшая к таким проявлениям чувств и, показывая, что на этом разговор окончен, девушка уткнулась в какие-то бумаги.

На ватных ногах, с глазами, полными слез, Маша вышла из кабинета и присела на диванчик возле двери…

Пётр Фёдорович в районе был человеком известным и уважаемым. Как же иначе? Заместитель главы администрации как-никак. Вот в семейной жизни было не всё так гладко.

Детишек Бог не дал. Так что не растратил Пётр Фёдорович отцовские чувства. Не на ком было. Потому и уходил с головой в работу, в которой были и детки, и взрослые, что заменяла ему подчас полноценную и счастливую семейную жизнь.

Нет, стороннему наблюдателю показалось бы, что отношения в его семье складывались почти идеально. Так всегда со стороны кажется. Всем. А что на самом деле происходит, только самим им и известно, если, конечно, не совсем без царя в голове, чтоб грязное бельё вывешивать на всеобщее обозрение.

Взаимопонимание с женой было полное — за больше чем двадцать-то лет совместной жизни. Не сказать, что любовь ушла и переросла лишь в привычку. Всё как бы осталось, только… Только дражайшая половина почти потеряла интерес к близости. То ли исчерпала себя, то ли от рождения была таковой.

Не хватало Петру Фёдоровичу женской ласки. Такой пусть и простенькой, но полной отдачи до потери ощущения действительности, если хотите. Не сказать, чтобы он был уж такой сластолюбец, но не без этого. Завязывать интрижку на работе было опасно, да и особо не с кем. К нему относились с уважением, но не обожанием. А по принуждению он не хотел. По принуждению у него и так было…

Маша тихонечко всхлипывала, сидя на диванчике возле двери жилотдела, когда по лестнице, внимательно глядя на неё, спускался Пётр Фёдорович. Милиционер в звании сержанта у вертушки отдал честь. Пётр Фёдорович слегка кивнул на приветствие, по-прежнему не отрывая взгляда от девушки.

— Кто обидел? — обратился он к стражу.

— Из жилотдела вышла, — пожал плечами сержант.

— Понятно, — кивнул заместитель главы района. — Фамилия? — обратился он к Маше.

Та подняла на него заплаканные глаза: