— Ты меня знаешь? — Шимон стегает словами, как бичом.

— Да, — звучит твердый ответ Марека.

— Нам нужно кое-что решить.

— Да, — соглашается Марек без колебаний.

— Видишь те старые дубы? — Шимон показывает на группу дубов с новой свежей листвой.

Дубы окаймляют поляну. Сквозь них ничего не видно. Окруженные кустарником, в ландшафт вписываются три молодые березки. Дубы есть дубы, собираются стоять здесь не одно столетие.

— На обратном пути там встретимся, — подтверждает Марек.

— С одинаковым оружием.

— С мечами, — уточняет Марек, и Шимон отъезжает, не поклонившись.

Наверное, он уже считает своего противника мертвым. Немного преждевременно. Марек смотрит вслед Шимону, и все его существо возмущается. Он обрушится на Шимона как смерч. Меч Марека вонзится в его каменное сердце. За Регину, за Анделу и за себя. Теперь Шимону не уйти от расплаты.

— Кто это? — спрашивает Марека Дивиш.

— Даже не знаю, — пытается увернуться Марек.

— Чего он хотел?

— Спрашивал, где Крч, — рассеянно улыбается Марек. — Хотел узнать, где Крч.

— А-а, — произносит Дивиш и недоверчиво смотрит на Марека, который не только но умеет лгать, но не может даже отговориться.

В Крче Марек ждет прибытия кардинала Карвайала в строю. Но мысли его далеко. Он думает о своей жизни, о том, что прожитые двадцать лет — это лишь эскиз, который теперь нужно доработать. Предположения нужно превратить в уверенность. Желания в действительность. Враждебность в ненависть, твердую, как алмаз.

Три часа пополудни. Кардинал Карвайал прибывает вместе с паном Олдржихом из Рожемберка и его тремя сыновьями и паном Менгартом из Градца, который выехал навстречу знатному гостю к самому Бенешову. Сопровождают их пять вооруженных всадников.

Пражские коншелы низко кланяются, иные становятся на колени прямо в дорожную пыль. Каноники капитула святого Вита нерешительно переминаются с ноги на ногу. Священники-подобои стоят, будто вытесаны из дерева. Но церковный гимн «Да пребудет имя твое, отче наш» словно всех соединяет. Пан Пешик из Кунвальда приветствует посланца церкви звучной латынью, кардинал певуче ответствует ему. Лицо у него такое, что Мареку приходит в голову: кардиналу ведомы и небо и ад.

Он и в самом деле держит себя так, словно он посланец не только папы римского, но самого господа бога. Потому и глядит с усмешкой. В этой усмешке и его отвращение к еретикам, и уверенность: в Чехии нет ничего такого, что могло бы подорвать авторитет святой римской церкви, ослабить ее истинную веру и затмить ее блеск.

Кардинал отказывается от золоченой кареты, которую привезли сюда из Праги еще утром, и садится на мула. Коншелы простирают над кардиналом красный балдахин, и мул с кардиналом трогается по направлению к городу. Подобно тому как когда-то Иисус Христос въезжал на ослице в Иерусалим, посланец папы собирается въехать в Прагу. Просто и торжественно. Только Иисус был Иисусом, тогда как кардинал больше напоминает римского императора. Иисус хотел указать городу, что нужно для спасения, а кардинал своим необычным въездом, пожалуй, угрожает. Если Прага не отречется от ереси, она будет окружена валами и сжата со всех сторон. Не останется от нее камня на камне, потому что не поняла вовремя миссию кардинала.

Таково символическое значение этой минуты, но мало кто об этом догадывается. Сейчас все отдают предпочтение надежде.

Марек же думает совсем о другом.

Машинально Марек следует за четко очерченной мужской тенью. Словно кто-то нашептывает ему приказ. Вот они миновали буковую рощу, потом три березки и одинокую сосну. Останавливаются у трех огромных дубов, под тенью их пышных крон даже днем на траве держится роса. Тихая просека. Сюда не доходит ни звука из окружающего мира, разве только их слабые отголоски. Литания, которую поет религиозная процессия, долетает сюда, как шепот умирающего. Здесь так тихо и безлюдно, что лучшего места для поединка не найти. Противников ничто не потревожит.

Оба в напряжении. Ставят коней друг против друга. Шимон из Стражнице и Марек из Тынца. И кони их чуют опасность. Уже где-то рядом бродит смерть. Кого-то из них она, конечно, подстерегает. Чего она хочет? Попугать соперников? Или только подразнить их?

Шимон выхватывает меч, но и Марек не медлит. У Марека сомнений больше нет. Остается лишь настороженная душа и меч. Два воина, которые все поставили на карту. Марек видит, что соперник силен, чувствует его железную волю. Понимает, что его может спасти только ярость, иначе его теплая кровь смешается с ночной холодной росой.

Андела! И этот жестокий человек хотел заполучить ее на всю жизнь! Сломать ее! Овладеть ее нежностью! Уничтожить ее своей дикостью! Чувства Марека обостряются, кровь бушует в теле, он горячится, острие меча беспокойно дрожит. Сейчас для него здесь вся вселенная. Марек ищет в ней опору.

Кто бросится на противника первым? Шимон. Это искушенный вояка. Рука без меча ему всегда кажется лишней. Но Марек умеет отступить и уклониться. Нападает сам и бьет по стальному мечу Шимона, как по твердой скале. Еще выпад — и опять скрестились мечи. Театр смерти, но без зрителей. И ангелы от страха прячутся за тучи.