Шрифт:
— Мое сердце, — вздыхает Марек, выходя из замка.
В сумраке Марек направляется на берег Лабы к оголенному клену. Под ногами потрескивают сухие веточки, над головой темное небо. Ночь... Ночь, озаренная несколькими огромными звездами.
«Ты — моя семья», — говорит Марек одинокому клену. Его голые ветви простираются во тьму, внизу плещется вздувшаяся река. Марек чувствует успокаивающую силу дерева и глядит на небосвод. Теперь он способен спросить, что скажет о его сегодняшнем деянии высший судия над облаками. Шимон ведь тоже стоял на шахматной доске бога. Бог, конечно, распоряжался и судьбой Шимона. Кто знает, сколько деяний он еще уготовил Шимону. Хороших и плохих. А меч Марека вдруг пресек его жизнь. Имел ли он на это право? Или бог простит его по доброте? Тень ужаса касается Марека. Смерть Шимона поражает его. Он потрясен. Сознание вины окутывает его тяжелым плащом. Помогут ли ему сбросить этот плащ? Или придется нести его на себе всю жизнь?
В эти мгновения он забыл об Анделе. Но достаточно легкого всплеска речной волны, как девушка словно выступает из глубины вод. Она неописуемо красива. Плавно приближается, нежно склоняется над Мареком. Марек слышит биение ее сердца. Он напряженно ждет слова, которое освободит его от тяжести. Но очертания ее нежных губ остаются без движения. Марек в тоске протягивает к ней руку. Андела исчезает.
В душе Марека возникает новое чувство. Он сознает, что ненависть — это не только ненависть. Это часть огромной всеобъемлющей любви. Марек убил Шимона и теперь должен жить и за него. Только так можно искупить свою вину. Только так он сможет жить, если уж он остался в живых. Мареку становится немного легче. Его ангел-хранитель терпеливо снимает с него вину — нитку за ниткой. Может быть, он совсем отпустит ему этот грех.
Бедржих из Стражнице запросил перемирия. Смерть брата тяжко отозвалась на нем, хотя сломить его было трудно — этот задиристый пан правил городом Колином и окрестными усадьбами, не задумываясь над тем, что справедливо, а что несправедливо, его даже радовали распри и жалобы. Конечно, есть и другая причина — все окрест завалено снегом. Езда верхом по сугробам невозможна. Какая уж тут война!
Иржи из Подебрад соглашается на перемирие до юрьева дня 1449 года. Он не хочет напрасно разжигать ненависть. Он также знает, что война может стать привычкой, от которой трудно отвыкать. Все это понимают. Только вооруженные отряды составляют исключение. Им по душе стычки, бои. Для чего же у них мечи? Для чего же они упражняются в стрельбе?
Не прошло и месяца, как Дивиш совсем поправился. Он по-прежнему высоко держит голову и излучает молодость. Но в сердце его что-то изменилось. Он словно заново влюбился в свою жену, которая совсем недавно доказала, что в случае надобности она решительна и мужественна. Она готова драться за Дивиша на каждой ступеньке лестницы. Дивиш только и говорит о ней, наедине ищет ее губы, а при всех целует руку, покупает ей ожерелье с прекрасными аметистами, атлас, бархат, парчу... Во время набега колинского отряда его движимое имущество — два больших стада скота — осталось невредимым, и поэтому заплатить за все это нетрудно.
Крепнет и его дружба с Мареком. Это верная мужская дружба. Дивиш платит долг еврею Соломону и обменивается с Мареком мечами. Меч Марека простой и тяжелый: вдоль клинка длинный желобок, у рукояти простой пилигримский крест. Он обагрен кровью Шимона. Меч Дивиша из более тонкой стали. К тому же он богато украшен. В основании меча тонкая гравировка: схватка Самсона со львом, в желобке клинка витой орнамент, серебряная перекладина имеет форму буквы S.
Но этим не исчерпываются доказательства их дружбы. Дивиш с Бланкой отправляются в Роуднице пригласить Анделу на лето в Чиневеси. Едут в зимнюю непогоду, и только для того, чтобы доставить радость Мареку. Возвращаются через неделю ни с чем. Ян Смиржицкий принял их холодно, дал им понять, что Андела не может уехать из Роуднице. Сейчас решается, за кого из трех дворян, добивающихся руки Анделы, она выйдет замуж.
Андела о претендентах на ее руку ни словом не обмолвилась. Она проводила друзей из негостеприимного роудницкого замка и устроила их на ночлег в монастыре августинцев у отца Штепана. Некогда могущественный монастырь теперь разрушен, и отец Штепан живет там один. Как он принял их? Словно знал их с рождения. Сердечно и радушно. Он не скрывал, что знает о любви Анделы, хотя говорил об этом туманными намеками. Приблизительно так: «Человек не может избежать любви». Или: «Небеса предписывают, чтобы все тайны сердца оставались сокрытыми».
— Что говорила Андела? — спрашивает Марек, и душа его трепещет.
— Она, пожалуй, больше молчала, — отвечает Дивиш. — Наверное, она боялась показать свое огорчение, чтобы не увеличить наше.
— Но ее глаза говорили с нами, словно тысяча губ, — добавила Бланка взволнованным голосом.
— Я боюсь за нее, — вырывается у Марека.
— Не бойся, — успокаивает его Дивиш. — Она отгородила у себя в сердце самое большое место для тебя. Только сейчас она слишком близко от своих родителей.
— Ей трудно. Отца она боится, а мать очень любит.
— Обо мне она не упоминала? — Марек задает Бланке самый трудный вопрос.
— Он должен приехать, сказала Андела и добавила: Марек меня не оставит, — произносит Бланка с такой страстностью, словно это она сама дочь роудницкого пана.
— Андела может жить только надеждой, что ты приедешь, — подтверждает Дивиш.
Марек и на расстоянии чувствует ее живое, горячее и притом скрытное сердце. Это один источник их любви. Второй он чувствует в своем сердце. И сейчас он спрашивает себя: было ли без Анделы прошлое? Будет ли без Анделы будущее? Поток воспоминаний заливает его, на глаза навертываются слезы. Но жизнь есть жизнь. И Марек не может остаться в стороне. Он готовится в путь. Будь что будет.