– Разрушить тормоз, снять торможение, а затем возбудить их, вы это имеете в виду? — спросил Уилер.
– Как вы собираетесь поразить точку глубоко в мозговом веществе и чем вы собираетесь её разрушить? Я также хотел спросить: что побудило вас тогда пойти на столь радикальные перемены? — Извините. Он вытащил из нагрудного кармана крошечный блокнот.
– Вот, — сказал он.
– Я тогда записал ваше замечание. Биологическая перфолента — вот что вас смутило. А сегодня?

Конков смутился.
– Не думайте, мистер Уилер, что я бы так легко передумал, и уж точно не по неосторожности. Я просто хочу разобраться в причинах этого торможения; ему здесь не место; оно неестественно, а значит, искусственно. Это часть манипуляции. Я хочу знать, что произойдёт, если мы деактивируем торможение, а затем продолжим работу с электронным пучком. Сначала я боялся, что совершил ошибку. Затем я поручил компьютеру пересчитать отклонения, что вы сразу заметили. Результат оказался значительным для задержки распространения стимула, так что, без сомнения, это центральное торможение.

– Это ключевой вопрос, — подтвердил Сахаров.
– Есть ли способ деактивировать этот ганглиозный узел, который мы называем тормозом? Хирургическое вмешательство кажется слишком рискованным; для этого пришлось бы разрушить жизненно важные части; это поставило бы под угрозу результат или сделало бы его невозможным.

Ева Мюллер, до сих пор молча слушала, вмешалась: - Предположим, что инопланетные астронавты оставили сообщение – я до сих пор в это не верю – сообщение, которое можно расшифровать только на самом высоком уровне науки и техники. Существует ли метод контролируемого разрушения частей организма без хирургического вмешательства? Я знаю, что, например, лазерные лучи уже давно используются в офтальмологии, а у вас в Одессе есть знаменитый…»

– – Институт Филатова, большое спасибо, – перебил Сахаров.
– Удивительно, что мы сами до этого не додумались!»

***

Овальное прозрачное тело на металлических ножках, от которого к пульту управления тянулись цветные кабели. Внешняя поверхность тела была волнистой и бороздчатой, структурированной змеевидными линиями; оно занимало почти всю поверхность рабочего стола Уиллера.

Модель мозга дельфина, созданная Уиллером из стекловидного пластика, была, несомненно, чудом; Всё было точно воспроизведено с натуры: каждый ганглиозный узел, ход каждого нервного пучка были видны; отдельные части можно было развернуть, обнажив внутреннее устройство; они могли светиться – полностью или частично, разными цветами.

На этот раз все собрались у Уиллера; все стояли вокруг его модели. Приехал также сотрудник Филатовского института, старший врач, кандидат наук; он привёл с собой инженера по лазерам из исследовательского отдела. Большинство из них уже были знакомы с работой Уиллера; они были свидетелями родовых мук, трудностей и переживаний, которые она причинила своему создателю; филатовцы восхищались ею впервые.

Уилер нажал кнопку. Было очевидно, что конструкция не просто беспокоила его, несмотря на всю её сложность, а может быть, и из-за неё; это, несомненно, была первая и единственная модель мозга дельфина на Земле, и это вызывало у него гордость.

Коньков с улыбкой заметил, что, по его убеждению, в каком-нибудь музее естественной истории на чужой планете выставлена столь же большая, столь же сложная конструкция – слегка запылённая, окутанная благоговением далёкой древности, памятник техники, представленный на школьных уроках истории. То, что он взялся за Уилера таким образом, следовало считать хорошим знаком. Их ежедневная работа, и, ещё больше, общее стремление наконец-то решить проблему зоны молчания, сделали их союзниками.

Когда Уилер нажал кнопку, внутри пластикового мозга загорелась яркая красная точка размером не больше пятака; диаметр модели был не меньше метра. необходимо было поразить cтоль крошечную цель.

– Вот туда, — сказал американец, — вот куда нам нужно идти; этот свет должен быть потушен. Легче сказать, чем сделать. Я изучил пути луча, как возможные, так и невозможные. Давайте рассмотрим варианты один за другим.

Ещё одно нажатие; вспыхнула жёлтая линия, стала ярче и устремилась прямо к красной точке.

– Прямое попадание, — сказал Уилер.
– Это вариант номер один. Через какие области нам нужно пройти?

Он быстро нажал несколько кнопок, и заиграла запись. Голос Уилера объяснял путь жёлтого луча через различные отделы мозга. Синхронно со словами части мозга засветились разными цветами. Затем модель развернулась как бы сама собой; теперь перед каждым были те отделы мозга, которых коснулся или пронзил луч.

– Выход летальный, абсолютно точно, — заявил Сахаров.
– Это совершенно не так. А как ещё?

Они проигрывали вариацию за вариацией; - Тормоз» невозможно было обойти, не разрушив жизненно важные центры, он был заложен так глубоко, так изобретательно. Он был так хорошо построен. Настолько хорошо? Если Коньков прав, это означало лишь, что наука, их наука, была так бедна, так жалка и примитивна; она даже не знала, как преодолеть чуждый барьер. Время взросления! Сахаров восславил молодое поколение исследователей. Они этого больше всего заслуживают, подумал он; я старею.

После трёх часов работы они не продвинулись дальше, чем в начале; настроение соответствовало результату.

– луч невозможно вертеть, нужна разумная линия, гибкая, эластичная, которая обходит все препятствия...» Коньков обошёл вокруг модели Уиллера.

– Неплохая идея, — ответила Ева Мюллер. — Умная, разумно спроектированная линия!» Она повернулась к инженеру Филатова.
– Как у вас дела с волоконной оптикой? Можно ли провести тонкий, как волос, лазерный луч — не обязательно очень энергичный — по волоконной оптической системе?