Аврелий знал о двух любовниках жены и сильно подозревал, что есть третий. Но совершенно не хотел устраивать из-за этого сцен. Ему казалось, что требовать от супруги безусловной верности — это пережиток прошлого и характерен больше для низших сословий. Поэтому он закрывал оба глаза на амурные приключения навязанной ему жены и с удовольствием окунулся в череду собственных любовных увлечений.

Через несколько лет развод положил конец этому нежеланному браку.

— Не нахожу ничего ужасного в том, что Мессалина тайком встречается с какими-то мужчинами. Клавдий уже старик и далеко не Адонис. А императрица признана самой прекрасной женщиной в Риме.

Это верно. Валерия Мессалина была изумительно красива. Всё в ней было бесподобно — тонкие черты лица, как у ассирийцев, глаза чёрные, как уголь, чуть-чуть раскосые на восточный манер, волосы, словно вороново крыло, такие вьющиеся, что их невозможно было перевязать лентой, и блестящие, подобно лакированным ширмам, которые привозили из каких-то далёких заморских стран, что по ту сторону Индии.

Если добавить к этому, что ей было всего восемнадцать лет, и двигалась она с изяществом стрекозы, то нетрудно понять, почему возбуждала страсть не только у императора, но и у многих римских аристократов.

— Ну что вы хотите, если мужчина в преклонном возрасте вдруг женится на девочке… — рассуждал между тем Сервилий, неодобрительно качая головой. — Посмотри на меня! Я не намного моложе нашего Цезаря и чувствую себя прекрасно с моей Помпонией. Мы ссоримся целыми днями, но при этом живём, что называется, душа в душу. А кому нужна смазливая обезьянка с постоянными претензиями! — убеждённо заключил он, ласково глядя на свою пышнотелую подругу.

— Но он женился на ней не по доброй воле! — возразила жена. — Это ведь Калигула заставил его, желая сыграть с ним одну из своих идиотских шуток. А потом Клавдий, бедняга, влюбился в неё как дурак. Сейчас вот…

— Хватит переживать за императорские рога! — посмеялся муж. — Подумай лучше о бедном Аврелии, который вместо тёплого тела нашёл в постели холодный труп!

— Спасибо, Сервилий, но сегодня я уже достаточно об этом думал… И воспоминание об убитой Коринне помешает мне насладиться этим прекрасным ужином, — возразил Аврелий.

— Тогда я немедленно меняю тему: пусть подадут жаркое! Хочу услышать твоё мнение как знатока! — засмеялся Сервилий и, смирившись с тем, что весь вечер придётся выслушивать светскую болтовню жены, окунулся в море удовольствия, какое доставляла ему еда.

В просторных термах клубы пара поднимались от печей, в которых рабы непрестанно поддерживали огонь, чтобы кирпичи всё время оставались раскалёнными. Холодная вода, которой их периодически поливали, насыщала воздух влагой, и та конденсировалась на стенах, облицованных александрийским мрамором с инкрустированным изображением клубка медуз.

Аврелий вышел из бассейна, и двое угодливых слуг сразу же обернули его простынёй из белоснежного льна. Затем его ожидала другая ванна, наполненная холодной водой, для укрепления мышц.

— Так что, Кастор, придётся мне опять обратиться к твоей помощи, — вздохнул Аврелий, пока слуги вытирали ему спину.

Глубоко преданный своему хозяину, Кастор — секретарь и мастер на все руки — тоже вздохнул.

Уже многие годы служил он Аврелию, предоставляя в его распоряжение бесконечные запасы свойственной ему восточной хитрости, но считал своим правом по возможности избегать чересчур странных поручений, которые неизменно давал ему этот сенатор, неутомимый искатель приключений.

— Так вот, отправляйся в Субуру [30] и отыщи эту женщину, — распорядился Аврелий и вошёл в холодный бассейн. Содрогнувшись от соприкосновения с ледяной водой, которая текла сюда по акведукам с гор, он быстро освоился с перепадом температуры, сделав несколько крепких гребков, чтобы согреться. Затем, выйдя из бассейна и ожидая, пока с него стечёт вода, остановился перед греком, недовольно погладывавшим на него.

— Субура велика. Есть у тебя хоть какие-нибудь намёки, где искать? — спросил Кастор.

— Нет, никаких намёков у меня нет, кроме пересказанных слов парикмахерши. Это немного. Давай подумаем: она говорила о запахе мочи.

— Ты хочешь сказать, патрон, что мне нужно обойти все эти пользующиеся дурной славой трущобы, ориентируясь на вонь? — подчёркнуто вежливо поинтересовался раб. На его лице отражалось нечто среднее между изумлением и растерянностью. — При всём уважении к твоим согражданам, ты же знаешь, благородный сенатор, что Субура вся насквозь провоняла мочой. Несмотря на специальные уборные, которыми великодушно снабдил народ император, римляне находят более удобным облегчаться где-нибудь на улице, чаще всего на углу или у косяка чьих-нибудь дверей вместо того, чтобы заходить в отведённые для этого места.