— Хочешь сказать, что любой из них мог совершить это убийство? — спросила Помпо-ния. — То есть никто не находился где-нибудь в другом месте?

— Ты имеешь в виду алиби? Нет, в этом смысле никого не могу исключить. У каждого есть свидетель, но это всё родственники или рабы… Свидетели, показания которых ничего не стоят.

— Но Квинтилий… Квинтилий, мне кажется, здесь самый главный подозреваемый. Он же распутник, транжира, жестокий человек и вообще отвратительный тип! — убеждённо заявил Сервилий.

— Это верно, такой мерзкий, что все были бы только рады, если бы убийцей оказался он. К сожалению, у него не больше шансов, чем у других, получить это звание. Жена обвиняет его, но не публично. Будь у неё хоть какое-нибудь доказательство, она, не колеблясь, сделала бы это. Она ужасно зла на него…

— Без конкретного обвинения никто не станет заниматься расследованием. Речь ведь идёт всего лишь о распутной женщине, а силам порядка сейчас есть чем заняться. Кстати, что скажешь об аресте Сенеки?

— Думаю, что обвинение тут необоснованное. Эта холодная рыба никогда не стала бы соблазнять праправнучку Августа! — рассмеялся Аврелий. — Очень подозреваю, однако, что за обвинением в прелюбодеянии скрывается немало растрат, которые не так-то легко доказать…

— В самом деле? — удивился Сервилий. — Проповедник справедливости набивал свои карманы?

— Честно говоря, не знаю. Конечно, наш стоик мне весьма неприятен. Вечно невозмутимый, высокомерный, всегда держится так, будто в любую минуту готов преподать урок нравственности. Ну да, конечно, он прекрасный оратор. Если в этом всё дело. Говорит очень красиво. Но ни он сам, ни его труды меня не убеждают. Посмотрим, что он запоёт, когда окажется в изгнании на Корсике. Хочешь, поспорим, что забросает ненавистную Мессалину откровенно льстивыми письмами, чтобы смягчить наказание. И всё же в его книгах ясно говорится: человек, если он достоин этого имени, в некоторых случаях волен выбрать смерть. По-моему, он покончит с собой, только когда ему не останется ничего другого!

— Но, бедняга, годы и годы провести на этом нездоровом острове…

— У него будет возможность утешаться философией, как он всегда советовал делать нам! Не волнуйся, вернётся рано или поздно. Чтобы заставить замолчать учителя, нужен кто-то другой, а не бедный Клавдий! — с презрением заметил Аврелий.

— Вообще-то я считал его порядочным человеком, — произнёс Сервилий.

— Так или иначе, ему лучше не слишком рассчитывать на милость императрицы, — продолжила разговор Помпония. — Знаешь, о чём судачат сейчас: будто знатная госпожа выходит по ночам не для встречи с любовником, а для работы в публичном доме!

— Неужели? И есть свидетельства? — смеясь, поинтересовался Аврелий.

— Ах, неисправимый распутник! Расскажи мне лучше о твоих возлюбленных. Спорю, что снова встречался с очаровательной Лоллией… И кто знает, сколько раз…

— Ты проиграла спор! Прекрасная Лоллия больше не удостоила меня приглашением, — вздохнул Аврел и й.

— А ты сделал хоть что-нибудь, чтобы ей захотелось пригласить тебя? Хочешь заполучить такую женщину — ухаживай за ней. Или ты думаешь, что перед тобой все должны падать? Этого можно ожидать от простолюдинок и рабынь, которых привлекает твоя красота, но не от настоящей патрицианки, такой как Лоллия Антонина!

— Дело в том, что… Мне кажется, я обидел её.

— Обидел? Да ты шутишь! Неужели ты сделал ей предложение несколько… — Помпония разволновалась.

— Я ничего не сделал! Вот почему и боюсь, что непоправимо разочаровал её, — пошутил Аврелий, не настолько, правда, спокойно, чтобы ему поверили.

— Но она права! — упрекнула его возмущённая Помпония и добавила: — Ты, Аврелий Стаций, чьё мужество и красоту я нахваливаю всем римским матронам, ставишь меня в такое неловкое положение?

— Прошу прощения, дорогая подруга, но это именно так, — шутливо признал Аврелий.

— Ах, я удивляюсь тебе! С такой женщиной, как Лоллия, не расстаются, не выразив убедительно своё восхищение!

— Не преувеличивай, Помпония, — вмешался её муж, — мужчина вовсе не обязан…

— Нет, обязан! — пылко возразила Помпония. — По крайней мере, с такой женщиной, как Лоллия. — И обратилась к другу: — Ты разочаровал меня, Аврелий. Постыдись!

— Стыжусь, конечно, стыжусь, дорогая Помпония, и, чтобы загладить вину, клянусь исправить ошибку. Во всяком случае, надеюсь сделать это.

Друзья ещё долго подшучивали над ним, и, покинув их дом, Аврелий почувствовал облегчение. Он направился было к паланкину, но тут к нему подбежал один из его слуг.

— Послание, господин. Кастор велел мне срочно доставить его сюда.

Патриций дал запыхавшемуся юноше монету и сломал на свитке сургуч без печати.

Аврелий обрадовался. Он давно уже хотел поговорить с Марцией, а теперь она сама вновь просила его о встрече… На этот раз он будет решительнее. Он хотел, чтобы она открыла ему, откуда у неё сведения о Квинтилии, и уж точно обвинит её саму, если не получит ясного ответа.