Они шли по старой дороге вдоль берега, где высокие тополя склонялись над рекой. Ветер рассыпал волосы Сюзанны, а платье мягко колыхалось, будто продолжая её шаг.

— У вас редкое качество, — сказал Ален, когда они остановились у моста. — Вы не пугаетесь ответственности. Вы её принимаете... с иронией.

— Возможно, это защита. Или побочный эффект чтения трёх тысяч романов.

— Тогда я счастлив, что вы читали не только трагедии. Иначе, возможно, давно бы уехали в монастырь или открыли лавку с философскими пирожками.

Сюзанна рассмеялась, и тишина леса, казалось, на миг ожила. Ален замер, глядя на неё. В этот момент не было интриг, стекла, политики. Только он и она. И лёгкое, почти невесомое напряжение.

— Миледи, — сказал он негромко, — если бы я был человеком глупым, я бы сказал сейчас нечто опрометчивое. Но я не скажу. Потому что хочу, чтобы вы захотели услышать это сами.

Она не отвела взгляда:

— И что ж вы скажете, когда я захочу?

— Тогда — всё. И, возможно, даже больше.

Когда они вернулись, вечер уже опускался на холмы. Ален проводил её до ступеней поместья, слегка коснулся пальцами перчатки на её руке и исчез за поворотом.

Аннет, выглядывая из-за шторы, прошептала:

— Аромат лаванды остался. Значит — он ещё вернётся.

А Сюзанна поднесла к лицу перчатку, улыбнулась и прошептала:

— Прозрачность... бывает обманчива.

Глава 28

На следующее утро Сюзанна проснулась с ощущением хрупкого предвкушения. Что-то в воздухе было иным — не тревожным, но настороженно-ожидающим. Аннет вошла с завтраком и вестями:

— Госпожа, в городе говорили о прогулке. Вашей и господина де Марена. Похоже, вы стали официальной сплетней недели.

— Надеюсь, я в хорошей форме в этих слухах.

— Лучше некуда. Один старик из лавки сказал, что вы гениально играете роль скромницы, за которой уже выстроилась очередь холостяков, опасливо покашливающих.

Сюзанна усмехнулась, но уже за столом подала знак:

— А теперь новости без украшений.

Аннет серьёзно кивнула:

— Вчера в город прибыла мадам Вердье. Та самая, что возглавляет комиссию по оценке собственности на юге. Она остановилась в доме купцов Морана — вы же знаете, кто с ними связан.

— Мачеха.

— Именно. А сегодня утром их повозка подъезжала к дому. Их не пустили, но один из кучеров передал слуге письмо для вашей мачехи. Я не смогла перехватить, но... похоже, они что-то готовят.

Сюзанна, прищурившись, отставила чашку:

— Вчера романтика, сегодня снова политика. Такова жизнь.

Позже в тот же день она встретилась с Вальдом, который привёз документы, связанные с активами стекольного дела. Подписания прошли в кабинете, где отец Сюзанны когда-то решал судьбы целых районов, заключая сделки за чашкой кофе.

— У меня к вам вопрос, — вдруг сказала она, когда Вальд закрыл последнюю папку. — Что вы знаете о мадам Вердье?

Он вздохнул:

— Жёсткая, холодная, но неподкупная. Её нельзя купить, но можно впечатлить. Мачеха зря старается. Если Вердье хотя бы раз увидит вас в деле — она выберет вас.

— Тогда нужно ей устроить экскурсию по моей лаборатории мыла, — усмехнулась Сюзанна.

В тот же вечер, когда Сюзанна обошла мастерские и подписала ещё пару документов, она заметила необычную повозку у входа. Из неё вышла женщина лет пятидесяти, с высокой причёской и взглядом, острым как нож.

— Миледи Ривенрок, — сказала она. — Я мадам Вердье. Меня пригласили осмотреть имущество... и я решила начать с хозяйки.

Сюзанна выдержала паузу и ответила:

— Что ж. Я начну с предложением чая. А потом покажу вам, почему этот дом ещё стоит — и почему он будет стоять. Хотите с мёдом или с лавандой?

Мадам Вердье приподняла бровь. И впервые за день — слегка улыбнулась.

Иногда, чтобы одержать победу, достаточно предложить чай. И быть тем, кто точно знает, что в нём не растворено ни капли яда.

Глава 29

— Вы предлагаете мне чай с мёдом, и всё это выглядит… подозрительно приятно, — мадам Вердье осторожно пригубила кружку. — Надеюсь, у вас нет скрытых намерений, миледи Ривенрок.

— Только одно, — Сюзанна расплылась в улыбке. — Чтобы вы не уехали раньше десерта. У нас сегодня медовик от старой поварихи. Он способен изменить взгляды на экономику.

Мадам фыркнула — весьма аристократично, но не без нотки удовольствия.