— Я видел слепца, служившего Прислужнику, — невпопад заметил Валко.

Аруке ритуально сплюнул и совершил защитный жест.

— Лишь в их проклятых обителях можно увидеть подобное уродство. Жаль, что тебе довелось столкнуться с этим в юные годы.

— Прислужники, конечно, полезны. Одному Темнейшему известно, что без них я бы не сидел здесь после стольких битв. Но эта их… забота о слабых… — его лицо исказилось от отвращения.

Валко промолчал. Вместо отвращения он ощущал жгучее любопытство. Как слепец мог быть полезен? Мать лишь уклончиво ответила: «Наверное, они находят в этом пользу». Эти мысли явно относились к тем «долгим размышлениям», о которых предупреждал отец — лучше держать их при себе.

Аруке откинулся в кресле:

— Женщину… Тебе нужно найти женщину… — Он задумался. — Но не сегодня. Ты достойно держался, но я знаю твои раны, крови потеряно слишком много. Через пару дней, может быть.

Его взгляд стал отсутствующим, но спустя мгновение он продолжил:

— Твоя мать была той, кто… Она говорила о странных вещах. После соития лежала рядом и размышляла… обо всём на свете. Уникальный ум.

Валко осторожно кивнул:

— Даже другие Эффекторы в моём Сокрытии не походили на мать. Одна сказала, будто та видела то, чего там не было.

Глаза Аруке расширились, и Валко понял, что едва не совершил роковую ошибку. Малейший намёк на безумие матери мог стоить ему жизни. Он быстро поправился:

— Возможности. Она видела возможности.

Аруке рассмеялся.

— Она часто говорила о возможностях. — Его взгляд снова устремился в окно. — Порой её речи граничили с… скажем так, лучше бы их не слышали Иерофанты. Духовник велел бы ей покаяться, молить о прощении, чтобы внутренняя тьма взяла верх. Но в её настроениях и сущности было нечто… притягательное.

Он опустил глаза на сцепленные руки:

— Однажды она вслух поинтересовалась, каким бы вырос ребёнок, воспитанный у отцовского колена.

Валко резко открыл рот от изумления, но тут же сомкнул губы.

— Такие мысли запретны, — прошептал он.

— Да, — грустно усмехнулся Аруке. — Но ты знаешь твою мать лучше меня. Из всех, кто заявлял о рождении моего наследника, именно её я вспоминаю… чаще всего. — Он поднялся. — Я часто размышлял, каким ты окажешься, унаследовал ли что-то от её натуры.

Валко тоже поднялся.

— Признаюсь, она заставляла меня мыслить… необычно, — осторожно произнёс он, — но я никогда не отступал от Его Учений. И… я игнорировал большую часть её наставлений.

Аруке рассмеялся:

— Как и я игнорировал свою мать во время Сокрытия.

Он положил руку на плечо сына, сжал его с силой, способной оставить синяк:

— Останься в живых, сын мой. За моими плечами пятьдесят четыре зимы. Новые сыновья будут появляться, но всё реже. — Его пальцы впились в кожу. — И я не был бы разочарован, если именно ты снимешь мою голову в конце, как я снял голову своего отца. До сих пор вижу гордость в его глазах, когда мой меч опускался на его шею в песчаном кругу.

— Я не подведу тебя, — ответил Валко. — Но надеюсь, этот день наступит не скоро.

— И я. Но сначала — остаться в живых.

— Остаться в живых, — повторил Валко почти ритуальным тоном. — Как угодно Ему.

— Как угодно Ему, — эхом отозвался Аруке. — То, что сказано здесь, не повторяется. Понял?

— Понял, отец.

— А теперь иди, пусть твоя собственность проводит тебя в покои, и спи. С утра начнётся твоё обучение как будущего лорда Камарина.

— Спокойной ночи, отец.

— Спокойной ночи, Валко.

Когда сын вышел, Аруке вернулся в кресло. Его взгляд устремился к морю и звёздам, завораживающим тем, что он о них знал, и тем, что оставалось загадкой. Он наблюдал, как звёздный свет пробивается сквозь плотный воздух Косриди, и думал о третьем путешествии в Столицу — представить сына Каране, заставить его присягнуть на верность Ордену и ТеКаране, восседающему на древнем троне за мирами отсюда. Он вспомнил три дня церемоний под монотонные заклинания Иерофантов, когда Валко посвящал себя Темнейшему и Его Пути.

Аруке поднялся, достал из сундука один очень старый свиток. Развернул его и начал медленно читать — чтение никогда не было его сильной стороной. Хотя каждое слово он знал наизусть.

Дважды он перечитал пророчество и убрал свиток, в очередной раз задаваясь вопросом: не этот ли сын — тот самый, о ком говорится в древних строках?

Паг ждал.

После паузы торговец произнёс: