Все эти тонкости я знал из своего будущего; там и телевидение, и бульварные издания, и интернет пестрели деталями съёмочного процесса. Конкин раздавал интервью направо и налево, вспоминая, как хотел даже покинуть проект из-за постоянных придирок Высоцкого, которому потакал Говорухин. Возможно, сыгравший Шарапова актёр был и прав, но в данный момент я не собирался возражать гостю, нужно было нам с ним настроиться на одну волну, а вот такие дружеские посиделки тому весьма способствовали.

Наконец чай был выпит, печеньки и пряники подъедены. На часах без двадцати восемь.

Я надеваю халат, в карман которого кладу иконку с Рафаилом, надеваю на шею крестик… Носить постоянно всё же опасаюсь, не те времена… Пока, во всяком случае. Найдутся стукачи-обличители, и плакала моя кандидатская вместе с комсомолом. А может и институт, если решат устроить показательное судилище.

— Точно готов изменить свою судьбу? — спрашиваю я перед тем, как приступить к работе.

— Давай уже, Сенька, не томи, — морщится Высоцкий.

Смысла расспрашивать пациента, как когда-то несчастного Филимонова, нет ли у него серьёзных психических отклонений, не страдает ли он шизофренией, нет ли у него тяжёлых заболеваний сердца и сосудов и так далее я не видел. Как-никак не так давно лично приводил здоровье Владимира Семёновича в порядок, диагностировал, и знаю, можно сказать, как облупленного.

— Ложись на диван, устраивайся поудобнее, — начал руководить я. — Закрывай глаза и постарайся максимально расслабиться. Думай или вспоминай о чём-то приятном. Море, пляж, рядом Марина…

Бард улыбнулся краешком губ, а я тем временем активировал браслет и положил правую ладонь на живот Высоцкого справа, в районе печени.

— Будешь чувствовать тепло, как тогда, у меня в процедурном кабинете — не обращай на это внимания, — добавил я.

Закрыл глаза, сосредотачиваясь. В принципе, я шёл проторенным путём, положительный опыт уже имелся. Другой вопрос, что закончилось всё далеко не так радужно. Хотелось верить, что на этот раз пациент сумеет справиться с психологическими проблемами, найдя смысл жизни в семье, детях (почему бы им с Влади не завести собственного), в творчестве, наконец!

Я не стало бубнить, что алкоголь — это зло, и прочую лабуду. Просто направил «паутинки» в печень, после чего мысленно дал команду активировать фермент алкольгодегидроденаза, превращающего этиловый спирт в альдегид. Своего рода аналог введения в организм дисульфирама, который блокирует активность ALDH — действие лекарства имитирует генетически предопределенную непереносимость алкоголя.

«Паутинки» знали своё дело, выполняя мою команду, я же в данный момент исполнял всего лишь роль аккумулятора. Чувствовал, как медленно, но верно расходуется моя энергия, однако каким-то внутренним чутьём понимал, что потрачу её не всю, что энергии во мне останется на порядок больше, нежели в тот раз, в Доме культуры села Куракино.

В какой-то момент я увидел, что «паутинки» стали меркнуть и вскоре окончательно исчезли. Дзинь! Повинуясь прозвучавшему в голове колокольчику, я убираю ладонь и открываю глаза.

— Как самочувствие? — спрашиваю

— Вроде бы нормально, — открывает глаза Высоцкий и смотрит на меня снизу вверх.

— Так и должно быть… Закрывай снова глаза и не шевелись, сейчас за наркозависимость примемся.

— Да не наркоман я…

— Давай, давай, не спорь, в любом случае хуже не будет.

И я снова, активируя браслет, кладу правую ладонь на лоб пациенту, и сдавливаю пальцами левой руки запястье правой. На этот раз воздействую на подкорку, перестраиваю её таким образом, чтобы приём наркотических средств не вызывал выброса гормона дофамина — главного в потоке ответственных за чувство удовольствия нейромедиаторов. Не знаю, как будет блокироватьяс выработка дофамина, но «паутинки» сами в курсе того, что нужно сделать, и снова я, активировав их, перехожу в статус наблюдателя. И вновь всё заканчивается с колокольчиком, мелодично прозвучавшего в моей голове.

Фух, хватило силёнок всё закончить. Ощущение, что протратился где-то на две трети.

Комната перед моими глазами покачнулась, после чего всё же приняла нормальное положение.

— Вот и всё, — произнёс я как можно более спокойным, умиротворённым тоном. — Можешь сесть. Как самочувствие?

— Да вроде бы ничего не изменилось, — пожал плечами Высоцкий, принимая сидячее положение.

— Поверь мне, изменилось, — устало улыбнулся я. — И сейчас я тебе это докажу.

Стараясь, чтобы походка была ровной и твёрдой, я дошёл до кухни, вынул из холодильника заранее приготовленную бутылку «Столичной», набулькал половину гранёного стакана, и принёс его застёгивающему рубашку Высоцкому.

— Пей. «Столичная», хорошая водка.

Тот с сомнением посмотрел на стакан.

— Я ж теперь вроде непьющий.

— Вот и проверим. Давай, смелее!

Он взял стакан, покосился на меня из-под низких бровей, выдохнул и… Рука остановилась на полпути.

— Слушай, у меня чё-то внутри какое-то неприятие к водке, чувствую, что, если выпью — меня вырвет.

— А так и будет, — довольно ухмыльнулся я. — И с наркотическими веществами та же история. То есть не вырвет, но удовольствия от их приёма не будешь испытывать никакого. Я и не советую тебе даже пробовать. Ладно, давай стакан.