Ан не тут-то было! Игорь Петрович вспоминает обо мне и просит исполнить для собравшихся «Трассу». Его поддерживают все здесь присутствующие, коих собралось человек тридцать. Честно говоря, не очень хочется изображать менестреля для подвыпившей компании, но Быков, похоже, читает в моём взгляде это самое нежелание, резво подскакивает и шепчет на ухо:

— Арсений, ну спойте разочек, потрафите моему руководству, а то мне же потом и прилетит. Я уж вас не забуду.

Не собираюсь уточнять, в каком смысле парторг меня не забудет, но просьбе его внимаю. Достаю из кофра инструмент, сажусь на стул с мягкой обивкой и уже в который раз за вечер исполняю трофимовский хит. А затем, как-то незаметно для себя воодушевившись, выдаю «Доброго пути» Михаила Круга. Аккорды простые, текст незамысловатый, хотя местами немного провокационный. Пару строчек за Светку из песни пою голосом на тон выше, в оригинале там вообще певица исполняет вставочку. Разгорячённому народу заходит ещё как, тут же просят исполнить на бис. Опять бис… Ну ладно, уговорили, черти.

В общем, с этими песнями мы задерживаемся ещё почти на полчаса, и мне в качестве гонорара вручают целый ящик коньяка. Не импортного, но достойного 5-звёздночного «Арарата». А в ящике 20 бутылок. Тащу его на улицу и ставлю в багажник своей «ласточки». А когда привожу уже впотьмах Наталью к её дому — пять бутылок вручаю ей. Ещё пять заношу домой к Лебедевым, хоть Рита сначала и протестует, правда, больше для вида.

— Можете до свадьбы заныкать, — говорю я ей. — Будет что на стол выставить. Я тоже постараюсь припрятать, если только в качестве подарка не придётся кому-нибудь сунуть бутылочку-другую.

9 мая парада на Красной площади нет. До этого было два — в 45-м и в 65-м, а следующий, как я помню, пройдёт в 85-м. Поэтому собираемся узким кругом у Лебедевых. Сергей Михайлович при орденах и медалях выглядит солидно, с таким «иконостасом» я его ещё не видел. А это две «Красные звезды», орден «Трудового Красного Знамени», медали «За отвагу» и «За боевые заслуги», не считая ещё всяких юбилейных и ведомственных наград. Он же провозглашает первый тост за Победу. Не обходится без песен под гитару. На этот раз я не выкобениваюсь, ничего типа новенького не исполняю, пою «Случайный вальс», известную в народе как «Ночь коротка…».

Часа через полтора генерал извиняется и уходит на встречу с однополчанами. А мы с Ритой вечером на метро (я сегодня не за рулём) двинули на Воробьевы горы, смотреть праздничный салют. Если точнее — на смотровую площадку, хотя в это время она так ещё не называлась. Сзади высилась громада МГУ, а спереди — Москва-река и Лужники, где вовсю шла стройка к Олимпийским Играм. В закатном солнце стройка смотрелась эпически. Не удержался, сделал пару кадров на цветную плёнку. Ещё и Рита попозировала на фоне «Лужников». Потом попросил проходившего мимо парня сфотографировать нас вдвоём.

— Ещё целых полтора месяца, даже больше, — вдруг сказала Рита, когда мы снова занялись созерцанием монументальной стройки.

— До чего?.. А, точно, свадьба же, — смутился я под укоризненным взглядом невесты. — А в июле Лившицы наконец освободят нам квартиру в Печатниковом переулке. Заживём!

Я привлёк Риту к себе и наши губы сомкнулись в нежном поцелуе.

— Нет, вы посмотрите, что за молодёжь пошла, — услышал я чьё-то недовольное бормотание. — Целуются на глазах у всех.

Рита смущённо отстранилась, а я с укоризной покосился на говорившую. Ею была пожилая женщина, что стояла неподалёку с таким же немолодым, импозантным мужчиной — обладателем шевелюры с проседью, а на его груди из-под распахнутого плаща выглядывали ордена и медали. Кстати, и на её груди тоже красовались медали «За взятие Будапешта» и «За победу над Германией».

— Брось, Ольга, они молодые, мы с тобой тоже, помнишь, всё никак нацеловаться не могли? — сказал с улыбкой мужчина и чмокнул спутницу в щёчку, напоминавшую печёное яблоко.

Она тоже улыбнулась:

— Да как же такое забудешь… Но мы с тобой хотя бы в укромных местах это делали.

— Так впервые это здесь и произошло на нашем выпускном в тридцать девятом, когда мы отбились от нашего класса, чтобы побыть наедине.

— И верно, — вздохнула женщина. — Как же давно это было…

А мы спешим в Петровский парк, на стадион «Динамо». В День Победы там играют бело-голубые, за которых я болею и в этой жизни, с красно-белыми, то бишь со «Спартаком». Лучшего раздражите для динамовцев, чем «мясные», и не придумать. Рита за компанию с мной болеет за «Динамо», да и родственные связи обязывают — всё-таки дочь генерала МВД.

Билеты куплены заранее, причём на центральный сектор, и тут обошлось без блата — просто заранее подсуетился. И программку тогда же купил, она дома лежит, останется на память.

К началу матча все пятьдесят с лишним мест были заняты болельщиками «Динамо» и «Спартака». Причём ещё не было особой футбольной атрибутики, не было ещё фанатских секторов, и понять, кто за кого болеет, можно было только по охам и ахам, когда у ворот той или иной команды возникал опасный момент. Ну иногда кто-то начинал скандировать название любимой команды, и не сказать, что кто-то одержал победу в этом голосовом противостоянии. И на поле победитель не был выявлен, обошлось без забитых мячей. Победила, как говорится, дружба.

Мы ещё успеваем вернуться на Воробьёвы горы к началу праздничного салюта. Тут уже не протолкнуться. Наконец тёмное небо расцвечивается брызгами фейерверка. Я ещё и Риту на фоне салюта на фотокамеру запечатлел, пусть останется для истории.

11 мая отправляемся в «Театр сатиры». Я в сером костюме и начищенных до блеска ботинках, моя спутница — в чёрном с вьющейся от плеча до подола серебряной лентой платье, с длинным рукавом и длиной чуть ниже колена. Я перед выходом капнул на запястье немного подаренного Ритой в прошлом году парфюма, она пахнет тем, который ей дарил я.